Дружба Репина с писателем Львом Толстым
Репин познакомился со Львом Николаевичем Толстым живя в Москве.
Уже с первых встреч между двумя великими людьми, возникла взаимная симпатия, перешедшая вскоре в большую дружбу, продолжавшуюся в течение трех десятилетий, вплоть до смерти писателя.
Почти ежедневные свидания в Москве, когда оба они жили там, далее - переписка и встречи с Толстым в Москве и в Ясной Поляне, куда чуть ли не ежегодно приезжал художник, были плодотворны и для Репина и для Толстого. Их постоянные беседы об искусстве оплодотворяли творческую мысль того и другого. Их дружба сослужила и большую службу для русского искусства - Репин создал целую галерею портретов
Льва Николаевича, и маслом, и акварелью, и пером, и карандашом. Он создал такие портреты Толстого, которые не были превзойдены никем, хотя Льва Николаевича рисовали крупнейшие русские художники.
Знакомство Репина с Львом Николаевичем началось через посредство В.В.Стасова.
В марте 1878 года Стасов послал Толстому свою статью, напечатанную в газете «Новое время» - с VI Передвижной выставке, в которой критик высоко отозвался о репинских картинах, показанных на этой выставке (там были представлены «Мужичок из робких», «Протодиакон», «Портрет матери»). Стасов говорил в этой статье, что Репин, пробыв за границей несколько лет, не создал там замечательных вещей, а теперь, вернувшись на родину, опять очутился в родственной его таланту атмосфере и создал великолепные полотна.
Толстой, только недавно лично познакомившийся со Стасовым, заинтересовался его статьей, похвалил ее в письме к Стасову и написал о Репине: «...ваше суждение о Репине я вполне разделяю, но он, кажется, не выбрался еще на дорогу, а жару в нем больше всех».
В ответном письме Стасов, обрадованный отзывом Льва Николаевича о Репине, писал: «Что вам Репин симпатичен - это меня бог знает как радует... У Репина такая же цельная, неподмесная, неразвлекающаяся ни на что постороннее натура, как и у вас. А это не всякий день увидишь... А еще, Репин всех умнее и образованнее всех наших художников».
Стасов переслал письмо Льва Николаевича Репину, и тот восхитился отзывом Толстого. Он послал Стасову восторженное письмо: вот-де сам Толстой («Наш идол», как называл его Репин) написал о нем! Репин полностью согласился со словами Льва Николаевича «не выбрался еще на дорогу», потому что и сам так считал.
И далее Репин высказывает свои откровенные мысли о Льве Николаевиче: «Боже мой, какая всеобъемлющая душа у этого Толстого! Все, что только родилось, живет, дышит, и вся природа - все это верно отразилось в нем, без малейшей фальши и, прочтенное раз, так и остается перед глазами на всю жизнь с живыми движениями, страстями, словами... все это родные, близкие люди, с которыми, кажется, жил с самого детства».
В октябре 1880 года, как-то вечером, в репинскую мастерскую в Большом Трубном переулке пришел, совершенно неожиданно для Репина, Лев Николаевич Толстой, ненадолго приехавший в Москву из Ясной Поляны.
Так состоялось их личное знакомство.
Репин писал впоследствии: «...я представлял себе... что Лев Толстой очень своеобразный барин, граф, высокого роста, брюнет и не такой большеголовый... А это странный человек, какой-то деятель по страсти, убежденный проповедник... Он чем-то потрясен, расстроен - в голосе его звучит трагическая нота, а из-под густых грозных бровей светятся фосфорическим блеском глаза строгого покаяния».
К сожалению, художник очень мало записал и в своих воспоминаниях и в письмах о большом разговоре, который произошел при этой первой встрече с Толстым. Лев Николаевич говорил о вопиющем равнодушии к ужасам жизни простого народа, что люди настолько привыкли к этим ужасам, что даже не замечают их, что люди потеряли совесть, несправедливо относятся к бедным людям, бессовестно порабощенным и постоянно угнетаемым.
Репин писал В.В.Стасову: «Я почувствовал себя такой мелочью, ничтожеством, мальчишкой! Мне хотелось его слушать и слушать без конца, расспросить его обо всем. И он не был скуп... он говорил много, сердечно и увлекательно... (Он был глубоко растроган и взволнован, как мне показалось; и было отчего, он высказывал глубокую веру в народ русский)».
Когда Лев Николаевич уходил, Репин попросил позволения проводить его до квартиры - примерно четверть часа ходьбы от дома, где жил Репин. Прощаясь, Толстой предложил Репину по окончании рабочего дня заходить к нему, чтобы вместе совершать предобеденные прогулки. Эти прогулки впоследствии вошли у них в привычку и происходили почти ежедневно.
Они разговаривали, не замечая ни времени, ни места, забывали об обеде, забирались иногда очень далеко и изрядно уставали, так что возвращались домой на конке, обязательно наверху, на «империале», как любил Толстой. «В сумерках, - вспоминал Репин, - Москва зажигалась огнями; с нашей вышки интересно было наблюдать кипучий город в эти часы особенного движения и торопливости обывателей. Кишел муравейник и тонул в темневшей глубине улиц, во мраке».
Посетив в первый раз мастерскую Репина, Толстой высказал свое мнение по поводу некоторых репинских картин. Репин поначалу беспрекословно принял эти замечания, согласился с ними. Так, он пишет Стасову: «Меня он очень хвалил и одобрял... А более всего ему понравились малороссийские «досвитки», - помните, которую Вы и смотреть не стали, а он ее удостоил названием картины, прочие - этюды только.
В «Запорожцах» он мне подсказал много хороших и очень пластических деталей первой важности, живых и характерных подробностей... И хотя он ни одного намека не сказал, но я понял, что он представлял
себе совершенно иначе «Запорожцев» и, конечно, неизмеримо выше моих каракулей. Эта мысль до того выворачивала меня, что я решился бросить эту сцену - глупой она мне показалась; я буду искать другую у запорожцев; надо взять полнее, шире (пока я отложил ее в сторону и занялся малороссийским казачком «На до-свитках»). «Крестный ход» ему очень понравился как картина, но он сказал, что удивляется, как мог я взять такой избитый, истрепанный сюжет, в котором он не видит ровно ничего; и знаете ли, ведь он прав!
Конечно, я картину эту окончу после, уж слишком много работаю над ней, много собрано материала, жаль бросать. Да, много я передумал после него, и мне кажется, что даже кругозор мой несколько расширился и просветлел».
Но вскоре художник понял, что Толстой был неправ в своей оценке. Уже через несколько дней Репин с любовью возобновил работу над «Запорожцами» и сообщил об этом в письме к В.В.Стасову: «...ну, и народец же! Где тут писать, голова кругом идет от их гаму и шуму... я совершенно нечаянно отвернул холст и не утерпел, взялся за палитру и вот недели две с половиной без отдыха живу с ними, нельзя расстаться - веселый народ...
Недаром про них Гоголь писал, все это правда! Чертовский народ!.. Никто на всем свете не чувствовал так глубоко свободы, равенства и братства!..
Да где тут раздумывать, пусть это будет и глумная картина, а все-таки напишу, не могу».
Репин закончил «Запорожцев» уже в Петербурге, и эта картина - одно из лучших полотен художника. Она покорила всех, и друзей, и даже врагов художника. Не изменил он и «Крестный ход», закончил и эту картину так, как первоначально ее замыслил.
Да и не только в отношении оценок своих картин Репин не соглашался с великим русским писателем, но и вообще с отношением Толстого к искусству. Прогулки по бульварам Москвы, бесконечные разговоры во время этих хождений «взбудораживали» Репина до того, что он «не мог после спать, голова шла кругом от его (Толстого) беспощадных приговоров отжившим формам жизни», и частенько переходили в спор и довольно резкий, когда вопрос касался искусства.
Репин часто бывал в доме Льва Николаевича в Хамовниках. В 1882 году он рисовал там портрет последователя Толстого - Василия Кирилловича Сютаева, показанный на X Передвижной выставке.
Но к созданию образа Толстого Репин еще долго не приступал, он все изучал Льва Николаевича, присматривался к нему и лишь в 1887 году написал первый портрет писателя.
Еще раньше, в 1882-1886 годах, Репин сделал несколько рисунков, изображающих Толстого на Всероссийской переписи населения.
Перепись в Москве производилась в начале 1882 года. До начала переписи, в январе 1882 года, в московской газете «Современные известия» была опубликована статья Льва Толстого «О переписи в Москве», в которой Лев Николаевич писал, что считает необходимым использовать перепись не только для получения статистических данных, но и для того, чтобы определить распространение нищеты в Москве и оказать помощь нуждающимся.
продолжение...
|
