Е. Д. СТАСОВА
Илью Ефимовича Репина я узнала, когда была еще ребенком, вероятно, лет семи, в то время, как он писал портрет моей матери, Поликсены Степановны Стасовой. Этот портрет висел у нас в квартире в Петербурге сначала на Малой Морской улице, а потом на Фурштадской, в кабинете отца над диваном. Направо от него, под углом, висел портрет дяди - Владимира Васильевича Стасова, писанный И. Е. Репиным в 1883 году, в течение трех дней в Дрездене. Кроме этих работ Репина, у моих родителей был еще один из первоначальных набросков к «Бурлакам».
Всегда вспоминаю я встречи с Ильей Ефимовичем: у В.В.Стасова в день его рождения 2 января и в день именин 15 июля - это уже в Старожиловке, на даче, где каждое лето жила семья Стасовых (старших), состоявшая из старшего брата Владимира Васильевича - Александра Васильевича, жены Николая Васильевича - Маргариты Матвеевны и ее дочери Марии Николаевны, воспитательницы Эрнестины Ивановны Киль, проживавшей у них всю жизнь и ставшей членом семьи, и племянницы Натальи Федоровны Пивоваровой. Ни один из этих торжественных дней не проходил без Ильи Ефимовича. И всегда за обедом он произносил приветственную речь Владимиру Васильевичу.
Вспоминаю письма В.В.Стасова моим родителям в те месяцы, когда Илья Ефимович и Владимир Васильевич совершали совместную поездку по Италии, Испании и Бельгии. Насколько мне не изменяет память, не то в Брюсселе, а может быть, в Амстердаме, у Ильи Ефимовича с В. В. Стасовым произошел крупный спор по поводу какой-то картины Рембрандта. Были у них споры по поводу изобразительного искусства средних веков, но передать в точности суть спора не могу, так как я слышала о нем только при чтении писем Владимира Васильевича моему отцу.
Хорошо помню, как тяжело переживал В.В.Стасов согласие И.Е.Репина стать профессором Академии художеств, против которой он всегда вел борьбу. Но это больше относится к воспоминаниям о Стасове, чем о Репине.
Илья Ефимович бывал у нас в так называемые «четверги», когда каждую неделю в моем родительском доме собирались родные, друзья и знакомые. Но чаще он бывал по воскресеньям (день, аналогичный нашим «четвергам») у В.В.Стасова, где они всегда затевали интересные беседы и споры. Репин, как известно, написал портрет Надежды Васильевны Стасовой и сделал несколько зарисовок в связи с ее чествованием в качестве директора первых Высших женских курсов в Петербурге (так называемых Бестужевских курсов).
Помню еще нарисованный Ильей Ефимовичем адрес В.В.Стасову в 1886 году, по случаю юбилейной даты Стасова.
А потом в памяти воскресают встречи с Репиным у дяди, когда Илья Ефимович работал над своей знаменитой картиной «Запорожцы». Для одной из фигур этой картины он писал этюды с сына Варвары Ивановны Икскуль-Гильденбандт. Этот юноша изображен в левой части картины, в виде молодого запорожца, с улыбкой смотрящего на то, как писарь пишет письмо. О «Запорожцах» было бесконечно много разговоров и у нас дома и у дяди.
Личные мои отношения с Ильей Ефимовичем были дружеские. Работая заведующей техникой Петербургского комитета партии, я не раз обращалась к Репину за материальной помощью. В число моих обязанностей входили и финансы. Деньги были нужны для так называемого политического Красного Креста, то есть для оказания помощи политическим заключенным или ссыльным. Никогда Илья Ефимович не отказывал мне.
В бытность его уже академиком я пользовалась его мастерской в Академии художеств на Васильевском острове как явкой, то есть квартирой, куда в определенный день и час могли прийти ко мне по своим делам товарищи, нуждающиеся в чем-либо по части Петербургского комитета партии. Ключ от мастерской Репина предоставлял мне Илья Яковлевич Гинцбург - известный скульптор, имевший мастерскую там же, в Академии.
И.Я.Гинцбург жил в своей академической мастерской, и поэтому его легко было застать дома. Репин жил за городом, на своей даче в Куоккала (ныне Репино). На этой даче мне не раз пришлось побывать в то время, когда там гостили В.В.Стасов, А.М.Горький и Ф.И.Шаляпин. Пересказать интересные беседы, которые они вели, не представляется возможным. Я не имела права делать какие-либо записи в своей записной книжке - этого не позволяла конспирация тех времен. Поэтому мои воспоминания основываются только на том, что сохранилось в моей памяти.
Елена Дмитриевна Стасова (1873-1966) - старейший деятель революционного движения, член Коммунистической партии с 1898 года. Дочь известного юриста, общественного и музыкального деятеля Д.В.Стасова, племянница выдающегося художественного критика В.В.Стасова.
А. Н. БЕНУА
Умер большой русский человек, но сейчас трудно осознать эту потерю во всем ее объеме - настолько Репин принадлежит к прошлому, настолько он уже давно «выбыл из строя», пребывая последние годы, подобно старому воину, в стороне от людских боев и «призывов крикливых». И сегодня перед свежей могилой его мне не хочется говорить о значении Репина вообще, а хочется сказать, чем когда-то был Репин для нас. При этом я не могу не пожалеть, что теперешняя молодежь не имеет «своего Репина», что никто сейчас не занимает и подобия того места, какое Репин занимал в продолжение многих лет расцвета своего творчества.
Основное чувство, которое осталось у меня к Репину, несмотря на все наши расхождения (расхождения более кажущиеся, нежели действительные), основное это чувство я бы назвал благодарностью - глубокой и умиленной. Чтобы понять это, достаточно только вспомнить, каким Ersatz-ем в области искусства питалось русское общество в дни моего детства и отрочества, когда академическая дисциплина - «наследство Брюлловых и Бруни» - дошла до полного окостенения.
И вот в тогдашней атмосфере духоты и скуки, которую не способно было рассеять сухое, чересчур трезвое и рассудочное творчество Перовых, Крамских и Шишкиных или внешне блестящие «гастроли» Семирадских и Маковских, появление картин Репина действовало как приток свежего воздуха. Оно напоминало о подлинной стихии художества, о том самом, что «оправдывает» существование искусства, о том, для чего искусству «стоит существовать».
Я рос в семье академического закала, и хотя все мои ближайшие родные были архитекторами, но о живописи у нас было много толков, а среди знакомых насчитывалось немало живописцев, пользовавшихся большим или меньшим успехом. С самых детских лет меня таскали на выставки - и когда я говорю таскали, то это неверно, ибо я сам не давал покоя старшим и требовал, чтобы меня брали с собой. Но от ранних посещений выставок у меня осталось самое смутное воспоминание, и, в частности, мне кажется, что, бывая на академических выставках, я больше впивался глазами в огромные копии с рафаэлевских Станц, оставшиеся незавешанными и величаво выглядывавшие из-за щитов, по которым были размещены новейшие живописные изделия. Все же эти пейзажи, жанрики и портреты хотя и забавляли подчас меня какими-то удачными подробностями или тем или иным сюжетом, но в общем сливались в одну безразличную массу.
продолжение ...
|
