Так Сепп и не представил никакого эскиза и работал над своей программой у себя в мастерской, никому ее не показывая. Настало время выпуска. Помню обход Репиным мастерских конкурентов. Кудрявцеву надо было видеть Сеппа, и вот, идя по коридору, он видит, что Репин выходит из его мастерской. Кудрявцев - туда; просит показать картину; тот соглашается. Кудрявцев поглядел и ахнул: стоит - ничего вымолвить не может, настолько озадачила картина, на которой изображен был всадник, сидящий лицом к хвосту лошади... Наконец, Кудрявцев спрашивает: «А Репин видел? Ну, как ему она понравилась?» - «Кажется, понравилась», - как всегда флегматично говорит Сепп. Он сказал: «Вот так штука!»
Лаховский вспоминает, как один-единственный раз Репин рисовал при учениках. Моделью служил кобзарь; Репин воодушевился, вспоминая Малороссию, попросил лист бумаги и начал рисовать; рисовал робко, чуть дотрагиваясь до бумаги, затем стал все больше и больше вырабатывать, и вышел дивный рисунок. Репин встал со словами: «Хорошо провел время!»
Поводом ухода его из Академии послужил разговор с учениками. Речь шла о том, что в Академии ученики не учатся компоновать и впервые приступают к композиции, выходя на конкурс. А причины тому? - Недостаток и отсутствие мастерских. Выступил Лепилов, сказавший, что вот профессора занимают колоссальные квартиры и мастерские, которые часто пустуют, а ученикам негде работать. Репин ничего не сказал, обиделся и тотчас же подал в отставку. Лепилов был в отчаянье, прямо плакал. Но, конечно, этот разговор был только повод для Репина уйти из Академии, а не причина.
Особенно ценил сам Репин портрет Беляева (Русский музей). А.И.Кудрявцев по заказу музыкального общества сделал копию с этого портрета. Репин ее одобрил. Стал смотреть на портрет:
«А знаете, как он почернел; а ведь вначале он был светлый, сверкал... Бриллиант на кольце так был написан, что прямо сверкал; когда портрет был за границей, то в одном немецком журнале появилась карикатура на него. Был изображен Беляев, и весь портрет был исчиркан лучами света, исходившими от бриллианта...»
2 января 1925 г.
...Утром видел С. В. Чехонина, с которым осмотрел выставку рисунков И.Е.Репина, которая произвела на него сильное впечатление. Сергей Васильевич вспоминал те пять лет, которые он работал под руководством Ильи Ефимовича в Тенишевской мастерской вместе с его сыном Юрием.
Сергей Васильевич считает, что Илья Ефимович очень много давал как учитель (это идет вразрез с большинством отзывов о Репине как преподавателе), но он подходит сам к этому вопросу с несколько особой стороны. Его Репина речи об искусстве, его разглагольствования мало стоили.
Самое ценное - была возможность видеть самого Илью Ефимовича за работой, знакомиться, так сказать, на корню с процессом его рисования. И вот в этом смысле - знакомство с Репиным дало Сергею Васильевичу чрезвычайно много. Он сам сделал довольно много рисунков, до иллюзии схожих с рисунками Ильи Ефимовича.
Потом он «ушел» от его манеры и принципов, но Репин дал ему очень много в смысле уменья видеть натуру и передавать ее...
25 февраля 1926 г.
П.И.Нерадовский рассказал про свой разговор с академиком Павловым о Репине. Павлов три раза прочел книгу А.П.Иванова, чтобы вполне сознательно отнестись к ней (эта идеология ему чужда и трудна). Когда он был у Рейина и тот рисовал его портрет, то заговорил с Ильей Ефимовичем об этой книге. Репин так разволновался по поводу сопоставления его с Суриковым, что не смог работать, совсем расстроился и вышел в другую комнату. Только взяв себя в руки и успокоившись, он снова смог продолжать свою работу.
3 марта 1926 г.
...А.Ф.Кони, как всегда, больше говорил «по поводу» Репина, чем о самом Репине. Отмечал его впечатлительность. Интереснее всего был рассказ о работе над картиной «Искушение Христа», которую Кони имел возможность наблюдать в различных ее стадиях. Первый вариант был замечательно интересен и убедителен: вдохновенная фигура Христа на пригорке на фоне грандиозных далей под холмом, внизу облако, в котором, при внимательном рассмотрении, виднелась фигура дьявола, указывавшего Христу на земные блага. Было это очень вдохновенно и потрясающе. Но Репин был недоволен. Во второй раз Кони увидел уже переписанную картину - фигура Христа осталась нетронутой, облако исчезло, вместо него Юпитер рядом с Христом тоже указывает на землю вниз. Впечатление уже ослабело, и было не совсем понятно, при чем тут Юпитер. Третий вариант - Юпитера сменил ассирийский царь в роскошных одеждах, в тиаре. Христос изменен, обут в сандалии.
Свежесть и сила первоначального варианта совсем исчезли. Так Репин иногда не мог остановиться вовремя и портил свои картины.
Затем Анатолий Федорович встречался с Репиным, когда тот писал его портрет. Он не заставлял его сидеть неподвижно, а, наоборот, просил делать свое дело, двигаться: «Мне важнее всего живой человек, а не манекен, позирующий в напряженной позе». Репин очень умел работать, разговаривая.
Кони много ему рассказывал случаев из своей судебной практики, и часто Репин глубоко задумывался над этими темами: даже бросал свои кисти, задумывался и горячо говорил. Так, например, его очень затронул за живое вопрос о самоубийствах. Анатолий Федорович рассказал ему ряд случаев особой роковой иронии судьбы. Судьба описывает вокруг человека спираль всяких невзгод... Чаша бедствий все наполняется, и когда переливает горе через край, то человек доходит до самоубийства. Какой-нибудь пустяк (повод) - несданный экзамен, проигранное дело, измена любимой женщины и т. п. - является лишь каплей, переполняющей чашу горестей, и в результате - роковой исход - самоубийство. И всегда так бывает, что вскоре после рокового конца выясняется, что причина, его вызвавшая, устраняется, исчезает и самоубийство оказывается неоправданным, бесцельным. Эта ирония судьбы заставила Илью Ефимовича глубоко задуматься над этим вопросом.
Анатолий Федорович рассказал о случае с художниками профессором Гревом и Кречмером (процесс 1886 года в Берлине, на котором присутствовал Кони). Суть сводится к обвинению профессора Грева в том, что его отношения к своей натурщице были «нечистые и небескорыстные». Стариков-художников держали в тюрьме девять месяцев, но потом после ужасного унизительного разбирательства их оправдали. Наиболее интересным моментом процесса был допрос экспертов-художников, из которых три ответили, что когда художник работает, то на первом плане у него гармония форм и красота; два других высказались в том смысле, что они «за себя не ручаются», если бы им пришлось работать с обнаженной красивой женщиной; возможно, что тут возникают переживания далеко не эстетического порядка, а чисто чувственные, плотские... Репина глубоко задело это мнение, и он горячо стал протестовать против него, говоря, что эти господа ровно ничего не понимают в переживаниях подлинного художника!
продолжение ...
|
