Г. П. СВЕТЛИЦКИЙ
Я поступил в Академию художеств в 1894 году, после ее реформы. На смену профессорам ложноакадемического направления пришли новые, свежие силы - Репин, Куинджи, Маковский. Имена этих художников импонировали молодежи, на них возлагались большие надежды.
Впервые с Репиным я встретился в натурном классе. Как-то незаметно в мастерскую вошел небольшого роста человек... Меня охватило чувство страха и радости. Да это же творец таких гениальных картин, как «Бурлаки», «Крестный ход», «Не ждали», «Иван Грозный», «Запорожцы»...
Репин приходил в мастерскую нечасто. Он подходил то к одному, то к другому из нас, смотрел работы, иногда молча, иногда загадочно усмехался и шел дальше. Мы пытались по его настроению определить, что ему нравилось и чем он был недоволен. В своих оценках он был лаконичен и правдив до резкости.
- Зачем вам заниматься живописью?- мог сказать он ученику, который был, по его мнению, случайным гостем в Академии художеств.
На выставке мы большой толпой ходили за Репиным, прислушиваясь к его замечаниям. Залы он обходил быстро, но если останавливался перед какой-нибудь картиной, то делал подробный ее разбор. Великий реалист, он бурно и гневно говорил о художниках, деформировавших рисунок, искажавших действительность. Декадентство он называл дилетантством, а всех декадентов - бездарностями.
Последний раз я видел Репина в 1917 году. В кругу художников он читал свои воспоминания - яркие картины из своей большой жизни. Он выглядел тогда еще бодрым и жизнерадостным.
Много трудился и много сделал для русского искусства этот великий художник Память о нем будет жить вечно.
Е. М. ЧЕПЦОВ
Еще до поступления в Академию художеств некоторое время я занимался в Тенишевскай студии, которой руководил Репин. В силу ряда обстоятельств я посещал студию очень несистематично, и с Репиным мне пришлось встретиться один или два раза. Настоящее знакомство с ним состоялось позднее.
Окончив общие классы в Академии художеств, я перешел в индивидуальную мастерскую В.Е.Маковского. Репина уже не было в Академии. В мастерской составилась группа дружных учеников, страстно любивших свое дело. Руководство Маковского было общего характера; он стремился к тому, чтобы ученики его были художниками, а не только учителями рисования в гимназиях.
За год до выступления на конкурс я написал женский портрет и рискнул поставить его вместе с двумя другими работами на жюри весенней выставки. Все три работы были приняты.
Через некоторое время после открытия выставки однажды в мастерскую приходит Владимир Егорович Маковский и с некоторым волнением говорит, что мой портрет на выставке очень понравился Репину.
К мнению Репина прислушивались не только ученики и молодые художники, но и такие крупные художники, как Маковский.
В скором времени я получил от Репина письмо, в котором он предлагал мне заказ - написать портрет царя. Кто-то его просил, чтобы он для этого дела порекомендовал молодого художника. В случае моего согласия он просил приехать к нему в «Пенаты» в одну из сред. Я с некоторой робостью отправился в Куоккала. Приезжаю в «Пенаты», ударяю в знаменитый «там-там». Просят войти.
Я приехал в «Пенаты» в разгар вегетарианского шумного обеда. За круглым вертящимся столом было много гостей - художников, писателей, артистов. Вспоминаю, что там был молодой Маяковский. Узнав, кто приехал, Репин быстро вышел из-за стола и так радушно меня принял, что я даже несколько растерялся.
После обеда Репин пригласил меня в свой кабинет переговорить о заказе.
- Где вы научились так работать?
Такой вопрос сбил меня с толку. Я пробормотал, что занимаюсь у Маковского.
Я был очень изумлен тем, что Репину мог так понравиться мой портрет. Ведь это была еще ученическая работа. Через некоторое время, когда я исполнил заказ, Репин пришел в мою мастерскую. Я показал ему несколько этюдов моей работы. Илья Ефимович оказался очень строгим критиком. Он похвалил только один этюд, который ему понравился, остальные раскритиковал.
Когда я был в Академии, мастерской Репина уже не было, но я познакомился с Репиным довольно близко. Преподавание его в основном сводилось к правильной передаче натуры. Репин не любил манерности, поэтому он недолюбливал Фешина. Собственно, у самого Репина, как ни у одного из художников, не было заученной манеры. Он зорко следил за правильностью рисунка у своих учеников. Знакомый мне художник рассказывал: «Будучи в мастерской, Репин подходит ко мне. Внимательно осматривает этюд, берет у меня уголь и в толщину угля добавляет ногу натурщику. Через некоторое время Репин опять в мастерской. Я ногу не трогал, но уголь, нанесенный Репиным, стерся. Репин внимательно осмотрел натурщика, рисунок, берет у меня уголь и точно на ту же длину прибавляет ногу натурщику».
Репин любил, когда ученик детально выписывал этюд (точно по натуре). Однажды в студии он смотрел этюд одного из учеников. Этюд был размашисто, виртуозно написан, но слаб по форме и рисунку. Репину этюд не понравился. Он сказал: «Это как если кто-нибудь сядет за рояль и, не зная простой гаммы, станет с темпераментом импровизировать».
Окончив Академию, я часто бывал у Репина в «Пенатах». Он интересовался моими работами. Меня всегда поражала его огромная любовь к искусству, какая-то неутомимость. Когда он бывал на весенней выставке, окруженный большой толпой художников и учеников Академии, он всегда внимательно рассматривал все работы. Иногда его заинтересовывал на наш взгляд какой-нибудь незначительный этюд, который после этого казался и нам интересным.
В то время в Петербурге была выставка французских художников, на которой экспонировались работы Сезанна, Дерена, Матисса. Вспоминаю мой разговор с Ильей Ефимовичем об этой выставке.
Он закипел, заволновался и с негодованием кричал: - Ведь привязать голову к плечам - это же трудно!
Я счастлив тем, что знал близко этого замечательного художника и обаятельного человека.
продолжение ...
|
