В.Н.ПОПОВ
В числе шести человек, получивших право на звание классного художника второй степени, оказался и я с очень ценным для меня правом продолжать еще учебу уже не в классах, а у любого профессора в руководимой им мастерской. Первая моя картина «На могиле матери» показала мне, что я еще очень «зеленый» художник, и поэтому я воспользовался своим правом и поступил в мастерскую Репина. Новая обстановка, новые требования несколько выбили меня из наладившейся колеи. В это же время прибавилась и забота о материальном существовании (умер отец). Одиннадцатирублевая стипендия, какой я удостоился от новой Академии, не могла меня избавить от нужды. Обаяние нового руководителя, громадного художника, сделало то, что все работали с большим подъемом (я значительно продвинулся в понимании живописи и рисунка). Беседы Репина (еженедельные субботники) внесли многое в мое понимание искусства, хотя у нашего руководителя в это время были некоторые шатания во взглядах на задачи искусства. Его тогдашние проповеди об исключительном значении для художника совершенства его технических задач, конечно, не остались без последствий и сказались на характере работ некоторых его учеников, в том числе и моих.
После трехлетнего пребывания у Репина я снова в 1898 году был выпущен на конкурс уже на звание по новому уставу, что соответствовало званию художника первой степени в старой Академии. Картина попала в музей Казанской художественной школы. Тогда же была выставлена другая моя картина - «За тканьем». Эта картина после выставки ее в Москве и Мюнхене попала даже на Всемирную выставку в Сан-Луи. После выставки она погибла в Америке вместе со всем русским художественным отделом, который тогда устраивался аферистом Гринвальдом.
А.П.ХОТУЛЕВ
Илью Ефимовича Репина мне впервые пришлось встретить в 1895 году. В это время я окончил Московскую школу живописи и отправился в Петербург - поступать в Академию художеств. Учиться мне хотелось обязательно у Репина, который в это время был профессором Академии. По совету старосты мастерской, П.Е.Мясоедова, я направился к Репину на квартиру. После некоторого ожидания я наконец увидел своего будущего учителя. Простота его меня поразила. Это был небольшого роста, просто одетый человек с длинными, слегка вьющимися волосами и умными, вдумчивыми глазами. Не таким представлялся мне знаменитый художник Репин, имя которого не сходило с уст учащейся молодежи и широкой публики.
С большим волнением подошел я к Илье Ефимовичу и стал просить зачислить меня учеником в его мастерскую. Он вначале сказал, что его мастерская переполнена, но, посмотрев принесенные мною работы, дал согласие и направил меня к старосте мастерской.
Радости моей не было границ. Позднее, в течение моего пребывания в Академии, я видел Репина раза два в месяц, когда он заходил в мастерскую. Мы с жадностью ловили его указания, его похвала была высокой наградой, о которой потом говорила вся наша группа.
Меня всегда поражала исключительная работоспособность Репина. Писать он был готов всегда, не теряя ни одной минуты. Вспоминается мне такой случай. Перед Палестиной Илья Ефимович приехал на нашу академическую дачу под Вышним Волочком, где мы, его ученики, работали летом. Обрадованные, мы стали упрашивать учителя остаться переночевать. Он согласился, но при условии, что все мы будем работать. Собрали группу и засели за работу, а Илья Ефимович стал нас писать и сделал известный этюд, находящийся теперь в Русском музее. В это время он работал уже только левой рукой, правая у него болела от чрезмерных трудов.
После Октябрьской революции Илья Ефимович продолжал жить в Финляндии, в своих «Пенатах», оторванный от горячо любимой им родины и от великих дел своего народа.
Но и живя на чужбине, вдали от родины, он живо интересовался ее жизнью и до конца дней своих был нашим великим другом. С какой трогательной сердечностью откликнулся он в 1928 году на мое письмо об открытии в Сокольническом районе Москвы художественной студии его имени.
Всю свою большую многотрудную жизнь работал Илья Ефимович на благо русского искусства. Большое наследство оставил нам великий художник и большой труженик. Мы чтим его память, будем учиться его великому мастерству.
Нам нужно так много сделать для нашей свободной, великой родины!
Ф. В. СЫЧКОВ
В 1892 году я приехал в Петербург учиться живописи. До этого я почти самоучкой рисовал, и потребность к изобразительному искусству во мне росла неотступно.
Еще в сельской школе мои работы заметил учитель рисования. Увидев меня однажды в классе за срисовыванием гравюры из книги, он похвалил меня и после этого всегда оказывал посильную помощь: приносил интересные репродукции из журналов и книг, давал краски, бумагу. Я научился неплохо копировать.
Мне очень хотелось стать иконописцем. Для этого подвернулся случай. Меня взял к себе в помощники один заезжий иконописец из городка Петровска Саратовской губернии. У него я впервые познакомился с масляными красками. Научился писать иконы. Но этого мне было мало, и я стал пробовать писать красками с натуры. Рисовал также карандашом портреты своих друзей и легко добивался сходства.
Случайно мои работы увидел местный помещик генерал Арапов. Он пригласил меня к себе и спросил, могу ли я написать его портрет. Не задумываясь, я согласился и за три сеанса написал почти законченный поясной портрет в натуральную величину. Портрет всем очень понравился. Генерал обещал мне помочь учиться, и вот однажды с его конюхом и восемью лошадьми в вагоне меня отправили в качестве проводника в столицу.
Я поступил учиться в Школу Общества поощрения художеств. Через неделю ко мне в подвал, где я жил вместе с конюхом и кучерами, явился генеральский лакей. Он объявил, что мне было наказано явиться к генералу.
В назначенный час меня ввели в генеральскую гостиную. Я был поражен роскошью обстановки, но еще больше смутился, увидев свой портрет генерала. Его рассматривал мужчина с темными длинными волосами и небольшой бородкой. Это был, как оказалось.
И.Е.Репин, которого генерал пригласил к себе, чтобы узнать, действительно ли у меня есть талант, в чем он, очевидно, сомневался.
продолжение ...
|
