К нам, своим ученикам, Репин относился очень требовательно. Однажды, будучи в мастерской, он обратился с предложением написать заказной портрет, но с одним условием. Портрет нужно было писать с фотографии, а чтобы его закончить, давался один сеанс, когда можно было работать с натуры. Перед тем как портрет сдавался заказчику, его нужно было показать Репину, и только после его утверждения автор мог получить гонорар.
- Кто возьмется написать портрет?- спросил Илья Ефимович и обвел нас взглядом. Очевидно, всех смущало последнее условие - показать портрет Репину.
- Как, вы не можете написать портрет? А я вот закрою глаза и на кого покажу, тот и должен хорошо написать портрет...
После этого один из нас взялся за выполнение этого задания.
Репин говорил, что любая работа должна быть исполнена хорошо, вне зависимости от того, сколько за нее платят.
Он рассказал, как в молодости он писал заказные портреты за пятнадцать рублей и ходил на сеансы пешком с Васильевского острова на Пески - на окраину города, делая семь-восемь верст.
Однажды Илья Ефимович встретил известного художника Б.М.Кустодиева, в прошлом его ученика, и спросил, чем он занят...
- Нет работы... Пишу сейчас портрет за мизерную плату - сто рублей... - пожаловался Кустодиев.
- Ну и что ж, не так плохо, - сказал Репин, - а вы пишите его как за три тысячи. Великий мастер не мог говорить спокойно, если предметом разговора было искусство.
Вся академическая молодежь обожала Репина за его простоту и демократичность. Его авторитет как художника непревзойденного не подлежал сомнению. Стоило только показаться ему в залах Академии во время какой-нибудь выставки, как вокруг него собиралась толпа учеников и посторонней учащейся молодежи. Когда кто-либо заводил разговор о его произведениях и восторгался ими, заметно было, как Илье Ефимовичу становилось не по себе, и он старался повернуть разговор на другую тему.
Помню студенческую сходку, состоявшуюся в памятные дни революции 1905 года. Репин пришел к молодежи и в своем выступлении горячо призывал к борьбе с темными силами самодержавия, выразив веру в окончательную победу народа. Говорил он очень сильно и образно.
Живя в Куоккале, в своих «Пенатах», вдали от столичного шума и суеты, великий художник весь отдавался любимой работе, испытывая радости и муки вдохновенного творчества.
В одно из моих посещений «Пенат» я особенно долго беседовал с ним. Это было в июле 1911 года. Я приехал ранее других. Мы ходили по дорожкам большого сада, а затем уселись на «вышке» - в деревянной беседке, устроенной на краю сада. Отсюда открывался широкий простор залива. В разговоре Репин спросил меня, где я был в тот день. Я сказал, что в Русском музее, и тут же, не удержавшись, выразил восхищение его этюдами к картине «Заседание Государственного совета». Он посмотрел на меня и произнес: «А я писал их всего по полтора-два часа», - и перевел разговор на другую тему.
Как-то я приехал к Илье Ефимовичу, чтобы повидаться с ним и показать ему свои работы, сделанные на Алтае.
По давно знакомой дорожке подхожу к «Пенатам». Встретившая меня Наталья Борисовна Нордман сказала, что Илья Ефимович пошел купаться, и посоветовала мне пойти к морю. Я отправился. Было два-три часа дня. Финское солнце светило сквозь прозрачную белесоватую пелену. В воздухе было тихо, пахло сосной и влагой моря. Вдалеке показалась идущая навстречу фигура с полотенцем на плече. Я узнал Илью Ефимовича. Мы расцеловались. «Ах, Семен Маркович, вернемся к морю. Какой удивительный тон воды сегодня», - восторженно сказал он, и мы пошли к морю. Залив был действительно прекрасен. Илья Ефимович глядел и улыбался. От наружных углов его прищуренных глаз расходились тонкие морщинки... Мы шли к дому, и я думал: сколько восторженности, энергии и молодости в этом уже старом человеке.
Из гостей никого не было, и Илья Ефимович предложил мне подняться в его мастерскую. Я несказанно обрадовался этому. На большом мольберте стояла законченная картина «Пушкин на экзамене в лицее». Я остановился и застыл... Сияющее произведение как бы раздвигало стены мастерской. Импозантная перспектива зала лицея. В левой части картины, за столом, покрытым ярко-красным сукном, сидели вельможи-экзаменаторы с маститым Державиным посередине. От далекого края стола, слева, полукругом сидели почетные гости, родители и родственники экзаменующихся. В центре картины, перед столом, вдохновенный мальчик читал свои стихи. Я впился глазами в лицо поэта, переживая непередаваемое чувство восторга от великого мастерства художника.
Илья Ефимович, видя, как я внимательно рассматриваю картину, проговорил: «Семен Маркович, скажите мне истину об этой картине». Мне стало неловко. «Я в восторге от картины, - сказал я, - особенно поражает меня лицо Пушкина. Потом меня интересует - почему у вашего Пушкина такие темно-рыжие волосы. У современников Пушкина - у художников Кипренского и Тропинина - он изображен с темными волосами». Репин ответил: «Оба они написали верно. Но их Пушкину уже за двадцать лет, а в детстве он был рыжим. Только позднее, в юношеские годы, волосы на его голове стали темными и потеряли красноту. Мне оказала очень большую услугу графиня Н. Она привезла медальон, в котором сохранилась прядь волос Пушкина, отрезанная у него в день экзамена, на котором, как известно, он имел исключительный успех». В передней раздался звон гонга, приехали гости, и наша беседа прервалась. Вскоре после обеда, прощаясь, я расцеловался с Ильей Ефимовичем и уехал. Это была моя последняя встреча с великим учителем. Грянула империалистическая война. Я был мобилизован, и больше мне встречаться с ним не пришлось. Последнее письмо от него я получил в 1924 году.
Чудесный образ великого художника до сих пор стоит передо мною и живет в моем сердце, как самое дорогое в моей жизни.
продолжение ...
|
