Я. А. ТРОУПЯНСКИЙ
Осенью 1901 года в мастерскую профессора скульптуры Г.Р.Залемана, у которого я учился, вошел И.Е.Репин. Это была моя первая встреча с великим художником. Он был среднего роста, широкоплечий, несколько неуклюжий.
Мне навсегда запомнились его глуховатый, несколько приглушенный голос, его манера говорить отдельными фразами, часто перескакивать с одной мысли на другую.
С Залеманом Репин был в дружеских отношениях. Как и другие художники, он неоднократно обращался к нему с просьбой проверить анатомическое построение отдельных персонажей своих картин. Залеман был непререкаемым авторитетом в вопросах рисунка и анатомии.
Впоследствии мне пришлось слышать очень лестные отзывы Репина о моем учителе, высказанные с присущей Репину скромностью.
- Большой, знающий художник... Прекрасный рисовальщик. С ним трудно тягаться... Куда мне?
В тот раз, когда Репин пришел в нашу мастерскую, он хотел получить немного глины, которая нужна была ему, чтобы сделать макет своей очередной картины. К этому способу великий художник часто прибегал в процессе работы: он делал небольшие эскизные скульптурные наброски отдельных фигур и путем их сопоставления проверял общую композицию картины. Г. Р. Залемана тогда не было в мастерской. Репин разговорился со студентами, осмотрел наши этюды и провел с нами около часа. Он произвел на всех нас впечатление простого, доступного человека, с некоторой хитрецой. Хорошо знакомый со всеми «секретами» нашей работы, он почему-то вдруг притворялся «незнайкой»; спрашивал, например, где добывается глина, из которой мы лепили, как делается воск, где можно купить «палочки», хотя, конечно, отлично знал, что «палочки», которыми мы работали и которые были у него самого, называются стеками и т.п.
Глину мы выдали, не дожидаясь прихода Г.Р.Залемана, и, несмотря на протесты Ильи Ефимовича, сами отнесли ее в его мастерскую.
Репинские «сюрпризы», его неожиданные переходы от похвалы к порицанию и наоборот были «притчей во языцех» в Академии. Однажды мне самому пришлось быть свидетелем любопытного факта. По какому-то делу я зашел в учебную мастерскую Репина. Окруженный студентами, он просматривал самостоятельные работы своих учеников. Один из них показывал пейзажные этюды. Репин сидел и время от времени приговаривал:
- Интересно... Солнышко... Приятно...
И вдруг, резко повернувшись к польщенному этими отзывами автору этюдов, совершенно обескуражил его вопросом:
- Скажите, зачем вы занимаетесь живописью?..
Репина часто можно было видеть в музеях. Он был постоянным гостем Эрмитажа, где много работал над копированием находившихся там известных шедевров мировой живописи. Я сам застал его однажды в Эрмитаже за такой работой: с огромным вниманием он копировал одну из портретных работ Веласкеза, которого глубоко чтил.
Из западных мастеров Репин чрезвычайно высоко ценил работы Зулоага. Вскоре после возвращения из поездки по Испании, где Репин изучал произведения этого мастера, в одной из бесед в Обществе архитекторов-художников он с восторгом говорил о простоте и доходчивости Зулоага.
Бывая в Русском музее, Репин всегда старался не задерживаться в залах, где висели его работы, зато с неослабевающим вниманием, почти с умилением, подолгу рассматривал хорошо знакомые ему картины Брюллова, Бруни и других классиков. С огромной похвалой отзывался он о «Гибели Помпеи», восторгаясь мастерством композиции и рисунка.
Из скульпторов Репин особенно выделял М.М.Антокольского. Я хорошо помню его выступление на вечере, посвященном памяти этого выдающегося мастера. Репин глубоко сожалел о том, что плохое состояние здоровья Антокольского вынуждало его проводить большую часть жизни за границей, вдали от родины.
С большим вниманием следил Репин за всем, что делалось в области изобразительного искусства. При всем своем резко отрицательном отношении к так называемому левому искусству, он бывал и на выставках художников этого направления. Высказывался он о выставлявшихся работах редко. Присутствуя на открытии организованной обществом «Мир искусства» выставки, где была показана картина «Демон» Врубеля, которого Репин считал очень талантливым художником, он резко отозвался о картине и потом долго, расхаживая по выставке, тихо повторял про себя: «Демон! Какой же это демон?!»
Впрочем, однажды мне пришлось видеть Репина в очень редком для него состоянии неистовства. Это было на открытии выставки - так называемого Салона Издебского. Показанные там футуристические «картины» настолько возмутили великого художника, что он буквально набросился на Издебского с кулаками и, когда тот стал убегать от него, долго гнался за ним, осыпая его самыми бранными словами.
Не одно только изобразительное искусство глубоко волновало Репина. Все талантливое, из ряда вон выходящее привлекало его внимание и притягивало к себе. Однажды мне пришлось слышать восторженные отзывы Репина о А.К.Глазунове. Он любил его как человека, любил его музыку за ее исключительную мелодичность и доходчивость.
Я был свидетелем того, с каким огромным вниманием на одном из товарищеских вечеров в Общине художников Репин слушал чтение литературных произведений знаменитым актером В.Н.Давыдовым.
Совершенно исключительным поклонением пользовался со стороны Репина Ф.И.Шаляпин. Каждый приезд Шаляпина к Репину великий художник ощущал как праздник. Даже кушетка, стоявшая в мастерской Репина в «Пенатах», на которой сидел Шаляпин, позируя Репину для портрета, была названа «кушеткой Шаляпина».
Помню, как восторженно реагировал Репин на выступление Шаляпина в роли Дон-Кихота в одноименной опере Массне. Косное руководство императорских театров отказалось от постановки этой оперы на казенной сцене, и она была поставлена в оперном театре Народного дома. Достать билеты было исключительно трудно. Наш товарищ И.И.Бродский все же сумел получить несколько билетов для художников. Лучшее место в партере было предоставлено Репину, а я, Бродский, Греков и Фешин разместились на балконе. Спектакль был совершенно исключительный. Шаляпин «превзошел самого себя». Репин буквально неистовствовал. В антрактах, как только опускался занавес, он бегом, с чисто юношеской легкостью бросался к нам наверх, и не было такого восторженного эпитета, которым он не награждал бы Шаляпина. Сразу после окончания спектакля Репин, пробиваясь сквозь гущу зрителей, побежал за кулисы, чтобы выразить Шаляпину свой восторг. В дальнейшем, вспоминая о «Дон-Кихоте» он говорил об этом спектакле как о величайшем достижении искусства.
продолжение ...
|
