- Есть такие мудрые счастливцы, воспринимающие в жизни все как благо, - задумчиво говорит Репин. - Было детство, цвела юность, бушевала зрелость, сейчас длится тихий вечер старости, и на предзакатном небе нет ни облачка.
- Гряди, желанная... - говорит он, прикрывая выцветшие, слезящиеся очи и простирая дряблые руки навстречу смерти. - А у меня прошла долгая жизнь: были успехи, неудачи, огорчения, радости, труд, любовь - все было. Ну и, казалось бы, чаша жизни испита, на донышке осталось несколько капель, которые испарятся вместе с моим последним вздохом. А нет у меня примиренности, просветленного ожидания смерти. Ненасытный я, жадный до жизни, до людей. Мне порой бывает нестерпимо горько, что я так мало сделал, да и в этом малом не все сделал как следовало. И еще горе - многого я не понимал, может быть, не все и сейчас еще понимаю.
Репин много пережил в период полного отрыва от родины, когда, окруженный эмигрантами, он не мог осмыслить происходящего в кровавой России и иногда склонен был поддаться их влиянию.
- Одно время я чувствовал себя как на необитаемом острове - вокруг не было жизни, а колыхалось черное, гниющее болото, все отравлявшее своим ядовитым дыханием. Только с 1925 года стали проникать ко мне первые ласточки с «земли обетованной», душевно, до слез мной любимой... Один за другим стали приезжать ко мне старые знакомые, понемногу возобновилась переписка с друзьями. Но к первым приезжим я был еще очень насторожен: продолжал верить басням о том, что меня будто бы собираются отравить... Потом свежим ветерком ворвалась ко мне группа художников.
- В связи с приездом художников, - продолжает Илья Ефимович, - и вашими рассказами о Ленине, под влиянием книги Луначарского я невольно стал перебирать в памяти людей, с которыми встречался на родине, которых любил, перед которыми преклонялся.
В последние годы жизни Репину очень хотелось сделать несколько портретов. Он мечтал написать портреты А.В.Луначарского, А.П.Карпинского, и особенно его привлекал портрет А.Ф.Кони, но он не решался взяться за них, уже не веря в свои слабеющие силы.
Расставаясь в последнюю нашу встречу, Репин говорил, что он ничего другого не хотел бы, как приехать опять на родину, но не знает, хватит ли сил. А их с каждым днем у художника становилось меньше.
А. ЛЮДЕКЕН
Всемирно известный художник Илья Репин со своим веселым, жизнерадостным, милым характером находил друзей всюду, где бы ни появлялся. В последние годы своей жизни он организовал в Хельсинках несколько выставок, явившихся знаменательными событиями художественной жизни страны. Финские деятели искусства получили возможность ближе познакомиться со старым мастером, приглашая его на свои вечера. На одном из них поэт Эйно Лейно прочитал стихотворение, посвященное Ренину, в котором сравнивал его с могучей Волгой. Многочисленные художники и знатоки искусства присутствовали на этих встречах. Несмотря на преклонный возраст, Репин был чрезвычайно бодр и энергичен. Интересно рассказывал о своей долгой жизни. Особенно вспоминался ему родной край, далекая Украина. Часто приглашал он своих новых друзей к себе домой, в Куоккала. Однажды и автор этих строк удостоился такой чести.
Было начало мая 1929 года. Вместе с учеником и другом Репина Василием Леви мы шли под проливным дождем с железнодорожной станции Куоккала к дому мастера. Местность в дождливую погоду выглядела безутешно серой. Большие роскошные дачи, в которых денежный мир и аристократия Петрограда в прежние времена проводили лето, торчали теперь, как странные безжизненные привидения. Хмурый день подчеркивал царившую опустошенность.
Мы остановились у красиво покрашенных, но пострадавших от времени ворот. В верхней части было написано русскими буквами: «Пенаты». Длинная березовая аллея вела к дому Репина.
Справа от дороги виднелось продолговатое, очень своеобразное строение. Дом этот, очевидно по мере необходимости неоднократно расширявшийся путем пристройки с разных сторон дополнительных помещений, выглядел удивительно прихотливо.
Гостей ждали. Навстречу нам с распростертыми объятиями вышла дочь художника со своими детьми.
Знаменитому мастеру было около девяноста лет, и годы проложили глубокие следы на его лице. Но в моменты воодушевления в его глазах загорался огонь, он весь преображался. Рукопожатие было сердечным и теплым. Для нас, гостей, дом его был освященным воспоминаниями о художнике, полным памятными его вещами. За долгие годы жизни Репин сумел собрать здесь много художественных ценностей, сотни картин, скульптур и всяких чудесных изделий. При показе домашних сокровищ упоминались знакомые имена: Лев Толстой, Трубецкой, Шаляпин, Андреев - все близкие друзья художника.
Репин отвел нас в свой рабочий кабинет в верхнем этаже. Мольберты, краски, груды кистей... Как много чудесного было здесь создано!
Произведения Репина обычно недолго задерживались. Спрос на них был велик во многих странах. Поэтому его работ сохранилось очень мало. Два больших полотна были закрыты занавесями.
- Этого еще никто не видел, но сегодня они будут показаны, - решительно сказал великий мастер.
Он попросил нас отойти немного подальше. И занавес опустился.
Глубокая тишина говорила языком более ясным, чем восклицания. Момент был незабываемый...
Мастер обратился в этой картине к своей излюбленной теме - жизни казаков. Они плясали в свете пылающего костра. Полотно создавалось медленно, в течение нескольких лет. Оно было последней крупной работой живописца, вложившего в нее свою глубокую тоску по Украине, по родному народу и близкой сердцу природе.
К Финляндии он, конечно, привязался, но по дому тосковал всегда. Это я замечал и тогда, когда начинали звонить колокола близкого Кронштадта и звуки доносились с моря сюда, в Куоккала.
- По вечерам мы видим огни Петродворца, - рассказывала дочь Репина. - Слышим даже игру оркестра.
Репин повел нас осматривать свой большой парк. Недалеко от дома был чистый родник, из которого обязательно следовало испить воды.
- Это - вода жизни, - убеждал художник. - Она удлиняет жизнь.
Холмы и долины имели здесь свои названия. Мы побывали на «Голгофе», в «Веймаре». Неподалеку от дома был маленький зеленый холм.
продолжение ...
|
