Моя близость с художниками помогла мне познакомиться с И.Е.Репиным, одним из друзей которого был мой двоюродный брат, академик живописи И.П.Похитонов, большую часть своей жизни проведший в Льеже, в Бельгии.
Во время одного из своих приездов в Петербург И.П.Похитонов пошел со мною на открытие очередной выставки передвижников, в помещении Общества поощрения художеств. Там-то я и познакомился с И.Е.Репиным. Окруженный группой художников, И.Е.Репин сидел в углу большого выставочного зала и беседовал о новых картинах. И.П.Похитонов представил меня великому художнику. Тот подал мне руку, сказал несколько приветственных слов и продолжал беседу. Речь шла о «картинах» столь нашумевших в то время футуристов. С острой ненавистью относившийся ко всякому трюкачеству в искусстве, Репин с гневом и присущим ему сарказмом говорил об этих «художниках».
- Подумать только, для чего мы учимся в Академии? - говорил он. - Для чего бьемся над рисунком, ходим на этюды, добиваемся колорита? Для чего все это? Не проще ли съесть сардинки, а пустую жестяную коробку прибить гвоздем к доске и уверять, что это картина?..
Много лет протекло между этой встречей с И.Е.Репиным и следующей, происшедшей уже после Великой Октябрьской социалистической революции.
Летом 1925 года я получил разрешение проехать в поселок Райвола, в Финляндии, для свидания с проживавшей там издавна моей матерью. Узнав о моей поездке, правление Общества имени А.И.Куинджи просило меня навестить И.Е.Репина в «Пенатах» в связи с исполнившимся восьмидесятилетием великого художника.
Выросший на моих глазах поселок при станции Куоккала, где помещались «Пенаты», когда-то бывший одним из оживленнейших дачных мест под Петербургом, ко времени моего приезда выглядел довольно уныло. Большинство дач были необитаемы и наглухо заколочены. Из вагонов поезда, которым я приехал на станцию, вышло всего несколько пассажиров, а на пути к «Пенатам» я не встретил ни одного человека.
В «Пенаты» я приехал как раз в ильин день, когда отмечались именины Ильи Ефимовича. Приняли меня радушно. Первой встретила меня дочь художника, Вера Ильинична. Узнав, что я двоюродный брат И.П.Похитонова, она сказала, что ее отцу будет приятно встретиться с родственником его друга. Сам Илья Ефимович в это время отдыхал, и я решил до встречи с ним пройти на взморье. Когда я вернулся в «Пенаты», навстречу мне вышел предупрежденный о моем приезде Илья Ефимович. Это был совершенно седой старичок маленького роста с пожелтевшей шевелюрой. Голос его, всегда бывший глуховатого тембра, теперь как-то осел и стал еще глуше.
Поблагодарив за переданное ему приветствие от имени Общества имени А.И.Куинджи, Илья Ефимович стал расспрашивать о моем брате. Узнав, что его уже нет в живых, он очень огорчился.
- Как жаль! Как жаль!- говорил он. - Мы были с ним большими друзьями. Это был большой мастер. У меня хранится его подарок, миниатюра...
И Илья Ефимович повел меня в небольшую комнату вроде кабинета, на стене которой, тщательно обрамленный в футляр, висел под стеклом пейзаж работы Похитонова.
С большим волнением подымался я по внутренней лестнице в мастерскую Ильи Ефимовича, куда он меня пригласил. Несмотря на свой преклонный возраст, Репин еще регулярно работал. Об этом свидетельствовали стоявшие на мольбертах незаконченные холсты, лежавшие рядом с ними кисти и множество начатых тюбиков с красками. Один из холстов значительного размера представлял собою только начатую картину на религиозно-мистический сюжет. На другом холсте, также большого размера, было изображено чествование Репина финляндскими художниками, организованное в связи с одной из его юбилейных дат. Картина была еще не закончена, но уже, как говорят художники, «значительно промазана». Был почти закончен автопортрет юбиляра: И.Е.Репин был изображен в своем обычном костюме - в свободной «художнической» блузе с открытым воротником. Близ него, написанный почти в натуральную величину, изображен один из участников чествования в момент чтения им приветственного адреса юбиляру.
После чая с традиционным «именинным» кренделем на небольшой террасе в комнате, рядом со столовой, состоялся импровизированный концерт. В нем приняла участие группа балалаечников, руководимая сыном Ильи Ефимовича, Юрием. Странное впечатление произвел на меня этот человек. Обладая высоким ростом, он говорил каким-то елейным тенорком. Ничем непохожий на своего великого отца, когда-то подававший некоторые надежды как художник, Юрий Ильич жил в отдельном доме, рядом с «Пенатами», но, судя по всему, в значительном отчуждении от семьи.
Среди гостей Репина оказалась певица, обладавшая довольно хорошо сохранившимся голосом - низким меццо-сопрано. Пришлось мне сесть за рояль. Под мой аккомпанемент певица исполнила арию Ратмира «И жар и зной...» из оперы Глинки «Руслан и Людмила» и несколько романсов.
Сидя в глубоком кресле, сложив руки, Илья Ефимович внимательно слушал. «Оркестр» сына, по-видимому, не доставлял ему большого удовольствия. Но после каждой исполненной нами вещи он горячо аплодировал и неизменно повторял: «Прекрасно! Прекрасно!»
Судя по всему, ему теперь редко приходилось слышать пение и музыку.
От посещения «Пенатов» у меня осталось не совсем отрадное впечатление. Сам Илья Ефимович был еще бодр, оживленно беседовал, но и окружавшие его люди и весь внешний облик «Пенатов» носили признаки несомненного упадка. На обратном пути к железнодорожной станции, как и полагалось по народным приметам, меня захватила гроза: Илья-пророк остался верен себе и отметил свой день громом и проливным дождем.
А. В. ГРИГОРЬЕВ
В 1926 году, когда Ассоциация художников революционной России (АХРР) решила направить к Репину в «Пенаты» делегацию, в советском искусстве происходила острая борьба различных художественных направлений. Однажды в журнале «Рабис» появилась репродукция картины Репина «Распятие». Формалисты воспользовались этим произведением великого художника и комментировали его в том смысле, что Репин в образе разбойников - персонажей картины - якобы изобразил большевиков.
Мы, художники-реалисты, возмутились этим выпадом формалистов против Репина и рассказали об этом случае К.Е.Ворошилову. Он ответил нам, что враги реализма «все делают для того, чтобы не допустить нас к Репину». Когда мы сообщили Клименту Ефремовичу, что решили ехать к Репину, он горячо поддержал нас. «Если бы Илья Ефимович написал только одних «Бурлаков», то и за одну эту картину трудовой народ нашей страны должен был бы земно поклониться ему», - сказал Климент Ефремович.
И вот мы у И.Е.Репина в Финляндии, в Куоккала.
Приехали в среду. Этот день, как и раньше, был в «Пенатах» приемным.
Нас встретила дочь художника, Вера Ильинична.
- Папа, к нам московские гости приехали! Бродский приехал!
Мы входим в прихожую. Илья Ефимович выходит к нам навстречу, одетый в белый костюм. Ноги у него еле двигаются - он болен подагрой.
продолжение ...
|
