Итак, черкес Хамзаев позировал И.М.Бунакову: целый летний день, без отдыха и без пищи, как героическая натура; он точно врос в пол... И когда портрет был кончен, он только зашатался, прежде чем переступить с места... Отошел на расстояние, чтобы видеть свой портрет, по-детски радостно улыбнулся во весь рот и произнес, лукаво подмигнув, скосив свой азиатский глаз в сторону: «Джигит Хамзай! Сколько волка ни корми - все в лес смотрит». Этим он выразил верность своему Кавказу. Мне особенно нравился портрет деда (отца Ивана Михайловича). Он мне представляется лучше Гольбейна - была в нем некоторая живая сдержанная размашистость кисти, особенно в усах, в бороде и волосах. Полковник фон Гаккель тоже был превосходен: почти в натуральную величину, был так сочно и свежо написан при тонкой законченности. В дамском портрете было много лакировки и желания приукрасить, он был несколько слащав и мало рельефен. Портретов И.М.Бунакова было много, но их уже трудно отыскать где-нибудь. Разоренные помещики бросали усадьбы и переезжали в города, оставляя все и не ценя самобытных произведений, которые презирались особенно богатыми, «образованными» людьми. Все это пропадало. Главным же губителем этих маленьких перлов были мухи. Вот и в семье Бунаковых от неряшливости в уборке посуды мух разводилось ужасающее множество. Входя в жилую половину, отворявшейся дверью, их подымалось со всех предметов - столов, стульев, даже с полу - такие шумящие тучи!.. Входящий был осыпан этими крылатыми до непроходимости: в глаза, лоб, руки, во все они массами стукались и черными пятнами разных форм сидели на стенах, столах и стульях, образах, картинах, окнах... Перлы скоро покрывались сплошь слоем широких точек - изображение исчезало совсем... Требовалось особого труда, уменья и терпенья, чтобы отмыть эти наслоения за многие времена. Особенно это развилось в Малиновке, куда мои Бунаковы переехали па лето для возобновления иконостаса... В 1866 году я приезжал в Чугуев, уже пробыв три года в Академии художеств. Посетив Бунаковых, я написал тогда портрет Ивана Михайловича - голову на фоне белой стены (с подсинькой). Дед Михаил Павлович не переносил фонов других, кроме чистой умбры. Если он замечал на чьем бы то ни было портрете фон другими красками, он тотчас же вооружался и переписывал умброй. Так и на моем портрете с Ивана Михайловича, я уже видел - фон был прописан умброй дедом.

О братьях Праховых

Я приехал в Петербург в 1863 году. Весь Петербург был еще полон рассказами о том» как в прошлом, то есть в 1862 году, студенты университета - тогда все ходили в форме» с синим окладом, со шпагами наголо шли по Невскому проспекту, пока их всех не забрали в Петропавловскую крепость. По воскресеньям впоследствии у Мстислава Прахова собирались его друзья, и я слышал многие рассказы о их пребывании в крепости. Там они сочинили целую оперу, посвященную правительству, стихами и распевали на церковный голос: иже херувимы. «Прийдите, братие, братие, братие, бра-а-а-тие, и совет составим и-и-и совет составим - как давить просвещение, - как искоренять науку». Потом воспевались матрикулы и т. д.
Я забыл, сколько времени студенты сидели в крепости, но у Праховых вся семья знала наизусть всю оперу, потому что Мстислав Викторович был действующим лицом всей этой трагедии. И его друзья, окончившие уже университет, распевали все эти куплеты с большим задором и с охотой... И даже я знал всю оперу. Меньший брат Мстислава, Адриан Викторович, однажды уже описан у меня в статье «Смертная казнь Каракозова» (в моей автобиографии); он был профессором Университета (классической скульптуры) и читал публичные лекции в Академии художеств, в скульптурном музее. Эти лекции имели большой успех. На эти лекции Адриан Викторович приносил с собой большую груду книг. Я с большим интересом посещал эти лекции в обществе моих учеников Тенишевской школы. Особенно две лекции: о Ниобее и о Лао-кооне возбуждали исключительный интерес по своей полноте и редким материалам профессора. И о многих эпизодах классического мира Адриан Прахов захватывал слушателей исторической, еще никем не тронутой, правдой. Это был философ, хорошо знавший язык эллинов, и он нас поражал до невероятности новыми сведениями из классического мира. Еще целый миф о Прометее. Эти мифы и исторические материалы поражали нас своей новизной и неожиданностью. О Прометее необыкновенно трогательно, незабвенно... Никакой роман не мог так увлекать. Прометей - это Христос эллинов. Впоследствии мне эту лекцию напомнил профессор граф Иван Иванович Толстой, сын графа Ивана Ивановича (вице-президента Академии художеств).
Теперь преданиями устанавливается, что главным героем всей этой неразборчиво эпопеи был Мстислав Викторович Прахов. В Москве он жил у Мамонтовых (Савва Иванович) и приезжал ко мне, в Хамовники, где я жил в Теплом переулке; там я написал портрет Мстислава Викторовича. Я очень дорожил этим портретом, и, когда Владимир Феофилович Зеелер устраивал в Париже библиотеку И.С.Тургенева, я подарил библиотеке этот портрет М.В.Прахова. И теперь этот очень похожий портрет находится там, в Тургеневском обществе. (Это ценная вещь, в раме.)

(Статья датируется кондом 1920-х годов (после 1928 года), так как портрет М.В.Прахова, о котором пишет Репин, был подарен им Тургеневской библиотеке в Париже в 1928 году.
Семья Праховых занимает исключительное место в биографии великого художника. В юности, не получив никакого систематического образования, Репин всеми силами стремился к знаниям. Особенно это относится к периоду учебы в Академии художеств, когда юпый Репин чувствовал недостаток образования. В это-то время судьба и послала ему дружбу с замечательной семьей Праховых. Оба брата - Мстислав и Адриан - были высокообразованными, начитанными людьми, впоследствии крупными учеными. В свою очередь, они почувствовали в юном художнике высокоодаренную натуру и не жалели сил для развития его интеллекта и художественного таланта. В переписке с А.Праховым Репин с глубокой благодарностью вспоминает незабвенные уроки, полученные им в передовой и просвещенной семье (см.: «Художественное наследство», т. 2, стр. 7-36; Н.А.Прахов. Страницы прошлого. Киев, Государственное издательство изобразительного искусства и музыкальной литературы, 1958, стр. 11-46). О большой дружбе И.Репина и М.Прахова свидетельствует дарственная надпись последнего на его книге «Персидские песни. Мотивы Гафиза» (М., 1874). «Дорогому Илье Ефимовичу Репину, дорогому собрату по любви к искусству и ко всему доброму и светлому, впечатления и участие которого были мне так дороги и одобрительны при воспроизведении Гафиза, посылает с дружеским поцелуем эту серию песен в Париж из Москвы, живя у нового друга, у Саввы Ивановича Мамонтова (по Садовой, против Спасских Казарм, в д. С. И. Мамонтова), работая над Греками и умиляясь своею дорогою Русью, которая сильно еще веет в Москве.
Мстислав Прахов, Москва, 7-е февраля 1874 года.

   Реклама:
   »  Здесь надежные вилочные погрузчики высокого качества в Екатеринбурге на ekb.doravtosnab.ru.

"В русском искусстве нет художника, который был бы так всенародно популярен, как Репин. Это знают все, и может проверить каждый. Кто бы ни был, ваш собеседник, ...спросите его сразу, врасплох: "Кто знаменитейший из русских художников?", ответ будет один: Репин! Его имя приходит первым. Наша память и мысль подсказывают его, прежде всего. ... Он - воплощение национальной славы русской живописи. Он самый полномочный из ее представителей. В общенародном сознании, это - Русский Художник, с двух заглавных букв." (Эфрос А.М.)

* * *

www.ilya-repin.ru, Илья Ефимович Репин, 1844-1930, olga(a)ilya-repin.ru