Отец И.М.Бунакова, Михаил Павлович, был иконописец старого стиля, он писал еще по левкасу яичными красками, покрывал свои образа густым слоем олифы, которую он особо варил и выглаживал уже ладонью по доске, сверх живописи. Олифа была крепка как янтарь и такого же цвета. Дядя Ивана Михайловича Бунакова, Иван Павлович Бунаков, научился уже живописи в Москве и считался очень выдающимся мастером. Он и брат его Михаил - отец моего учителя, были начетчики; особенно Михаил. Он заинтересовался «раскольниками» и написал толстейшую книгу, которую все дополнял, будучи уже девяностолетним, и я сам видел, как он писал ее даже при неразборчиво. Он очень предан был православию. Иногда по воскресеньям он приходил к нам и вел с моей матерью большей частью текстуально бесконечное объяснение святейшего писания. Местные образа в Осиновской церкви работы Ивана Павловича Бунакова были превосходны; я не видал лучше этого Спасителя его работы. И вообще в Осиновской церкви - большие картины по стенам, копии с Исаакиевского собора. Я видал их в 1893 году еще совсем сохранившимися.
В Чугуеве было семь живописцев: трое Бунаковых, Шаманов, Треказов, Крайченко, Мяшин. Особенно выдающийся молодой талант был Леонтий Иванович Персанов (об этом мною написан особый рассказ, некоторые из них - бывшие солдаты).
II
Теперь, припоминая беспристрастно, постигаю, что И.М.Бунаков был большой художник. Его небольшие по размеру портреты напоминали Гольбейна; он очень характерно ловил сходство и прекрасно заканчивал свои картончики. Это был брюнет, выше среднего роста, с черными магнетическими глазами, и в общем он очень похож был на Льва Толстого, когда тот был лет сорока. За мольбертом он сидел необыкновенно красиво - прямо и стройно, рука его ходила уверенно бойко по муштабелю и точно трогала самые тонкие места иконы; он был необычайно одарен, писал со страстью, и в тишине мастерской часто слышались его тихие отрывистые ахи, если тонкая колонковая кисть делала киксы от сотрясения треножки-мольберта.
Главная беда этого семейства была - затрата сердца к своим друзьям. По базарным дням с базара (недалеко) заходили к ним знакомые. Сейчас же на стол ставился графинчик водки, какая-нибудь закусочка (соленый огурчик), и начиналось угощение... Хозяина без всякой церемонии отвлекали от его работы; и он имел слабость не запрещать друзьям их ласковых приставаний... Один дед, то есть отец Бунакова, Михаил Павлович, сокрушался, проходя близко, и часто декламационно произносил с сочувствием, склоняя голову в сторону сына: «Ведь вот не дадут мысли совершенствоваться! Ох, ох, ох... « Но быстро водворялось веселье ... Душою этого веселья была жена Ивана Михайловича - Наталия Михайловна. Она запевала сейчас же любимую песенку: «Переходом чистым полем зацвели волошки... « и т. д. Это веселье начиналось иногда часов с десяти утра, да так и не прекращалось до сумерек, возрастая в подъеме веселья.
Однажды он водил нас рисовать с натуры: в воскресение с двенадцати часов дня мы прошли на выгон, где в это время (на «стойбе») коровы и лошадки стоят неподвижно околочасу. Иван Михайлович рисовал с нами, и очень хорошо. Животные долго стоят неподвижно в это время.
III
Из ваших вопросов о влиянии профессоров на учеников можно думать, что вы признаете за ними огромное влияние, и такое или другое направление считаете в зависимости от профессоров; но в Академии художеств, как и во всех школах искусств, такой процесс развития молодежи случается очень редко, и едва ли об этом следует жалеть... Обыкновенно профессора, особенно посредственные преподаватели, добившиеся уже в неразборчиво своих стремлениях в искусстве к постоянному местечку профессора, очень холодно относятся к ученикам. Главная забота - поддержать свой авторитет - резать учеников на экзаменах: пусть они догадываются, что от них требуется. Обыкновенно эти преподаватели особенно избегают какой-нибудь близости к ученикам; и подъем общего движения дела считают чем-то постоянным (само собой идет).
И действительно: идет само собой. Собравшаяся до тесноты среда молодежи, пришедшая сюда по страсти к искусству, особенно относительная свобода выбора и средства - уже полна своеобразия и увлечений собственными вкусами и способностями, большей частью независимыми от юных сил, органически проникнутых личными стремлениями. Единственная побудительная сила - любовь к искусству и ревность к товарищам, которые так неожиданно вылетают из среды талантов и как ракеты остаются перед жадными до новизны взорами товарищей. Вот постоянное и неустранимое воздействие к прогрессу в школах...
Выдающийся ученик увлекает товарищей; на их рисунки заглядываются соседи, а во время отдыха идут один за другим паломники; а за спинами некоторых не прекращается толпа...
На экзаменах, когда эскизы всех висят, развешанные служителями, собравшиеся смотреть номера по достоинству - тоже кучками толпятся перед листами композиций - более интересных - вот кто ведет молодежь; имена их скоро делаются известными всем классам. Короче - выдающиеся ученики же и ведут школу. В мое время самая большая толпа стояла перед эскизами Васнецова, Семирадского и немногих других.
И вот - живописец Иван Михайлович Бунаков, без всякого официального звания художника, был превосходный художник-живописец, равный Гольбейну. Его портреты: старика-отца, или полковника фон Гаккеля, его жены (Гаккель) и особенно портрет джигита-черкеса Хамзаева. (Об этом остался рассказ, как черкес позировал.)
Черкесы, уже в чине офицеров (из кадетских корпусов), прикомандировывались к каждому эскадрону кавалерийского полка по два. Они носили свой национальный костюм горцев. Шелка с затейливыми узорами, откидные рукава, блестящие позументы. Сбруя, седла неразборчиво, стремена, все было настоящее, кавказское, кавказской стали, кавказской работы, кинжалы, шашки, патронташи, бурка, папаха - все эти предметы были последними словами искусства Дагестана, Чечни и прочих мест, столь прославленных Кавказом, который так долго не сдавался могущественной русской империи... На маневрах в Чугуеве, в присутствии кого-нибудь из царей, с горы, на Малиновский луг были прекрасно видны движения полков кавалерии, черкесы летали как мотыльки на своих кабардинцах. С высокой горы хорошо видны были все роды войск на огромном пространстве. Султанчики пик цветов полка были похожи на стаи птиц, летящих за полком, их трепет доносился к нам на гору по ветру.
продолжение ...
|
