Герман Недошивин. О мастерстве Репина-портретиста
С увлекательной непосредственностью передана здесь сложная, напряженная жизнь человеческого духа: во взгляде потемневших от волнения глаз, в раздувающихся ноздрях, в приоткрытых, обметанных губах. При этом сам изобразительный мотив портрета до крайности прост: в нем нет ничего, кроме лица по-домашнему одетой, некрасивой внешне, но удивительно обаятельной душевной силой женщины. В этом смысле предыдущий портрет Стрепетовой, где она изображена в трагической роли, изобразительно был куда более выигрышам. Но там образ Стрепетовой остался чисто описательным: бессильно упала на стул пораженная глубоким горем женщина. Связанный театральным костюмом, Репин вынужден был сохранить тривиальные и резкие контрасты цвета, и от этого в портрете вместо трагедии получился самый заурядный жанр.
Очевидно, художник остро ощущал свою неудачу: мы знаем, как Репин был придирчив к себе. Он решил не отступаться и проникнуть в сложный душевный мир актрисы. И это удалось ему в высшей мере.
Уже самый живописный прием портрета создает ощущение чего-то неутолимо беспокойного, напряженно-взволнованного и волнующего. С удивительной свободой и каким-то нервным трепетом кладет Репин упругие, будто вибрирующие мазки. Интенсивный красный подмалевок напрягает цвет, создавая ощущение какого-то тревожного внутреннего свечения. Фон, переходящий от горячего и глубокого кирпично-красного к бледному, угасающему холодному, вызывает впечатление некоей бездонной стихии. Окутанное этой светящейся тревожным светом атмосферой, лицо Стрепетовой кажется особенно трагически-вдохновенным. Глубина выражения страсти усиливается от контрастных столкновений теплых и холодных тонов, от живой динамики цвета.
Портрет - настоящая колористическая симфония, выражающая драматический пафос образа с исключительной по своей концентрированности силой.
Конфликт душевного строя актрисы раскрыт, можно сказать, с исчерпывающей полнотой. Пожалуй, только с живописными трагедиями Рембрандта можно сравнить репинскую «Стрепетову».
Говорят, что Стрепетова на этом портрете непохожа. Воспоминания современников, отдавая должное ее актерскому гению, рассказывают о неуживчивом, взбалмошном характере актрисы. Ничего этого нет в портрете. Репин создал обобщающий образ русской женщины, пламенеющей поистине героической страстью,- Катерина и Анна Каренина одновременно.
Здесь мы подходим к самому главному в раскрытии сути репинского портретного искусства.
Мы уже не раз подчеркивали, с какой интенсивностью и полнотой умел художник вскрыть в человеке все его душевные силы, всю энергию его мыслей и чувств, все яркое, что составляет духовное достояние личности.
Не в том, разумеется, дело, что Репин обязательно писал крупных людей, выдающихся своим умом и талантом. Правда, такие модели его особенно увлекали, и он весь отдавался творческому горению, когда писал Стасова или Пирогова, Стрепетову или Толстого. Однако немало писал художник и обыкновенных людей, не гнушаясь по временам и обстоятельствам и личностями отрицательного свойства.
В присущей Репину энергии выражения внутренней сущности человека кроется и специфичность тех его портретных образов, которые мы можем назвать «отрицательными».
Вообще нам представляется спорным появившийся у нас последнее время термин: «обличительный», или «сатирический», портрет. Вряд ли обличение вообще совместно со специфическими портретными задачами. Во всяком случае, такое определение кажется нам неправильным не только относительно Репина, но даже относительно, скажем, позднего Серова.
Не было преднамеренного обличения и в замысле Репина ни в портрете Микешина, ни в «Протодьяконе», ни в ленинградском портрете Спасовича, ни даже в этюдах к «Государственному совету».
Но, когда Репин встречается с отрицательными персонажами, он с такой же, как всегда, горячностью заставляет их полностью раскрыться, «выложить» все их духовные силы, так что сразу становится очевидным, чего они стоят! Обличение, коль скоро оно есть в портрете, возникает в результате обнажения подлинной сущности человека.
Художник был очень увлечен своим «Протодьяконом», его жизненной силой, мощью, яркостью натуры. Всю его стихийную, грубую темпераментность он постарался вытащить наружу как можно энергичнее, жарче.
И в результате получился не просто портрет Ивана Уланова, но «экстракт наших дьяконов», в которых «нет ничего духовного».
Таким образом, и здесь в основе лежит стремление Репина воспроизвести натуру человека в самой большой интенсивности выражения его жизненных сил. Не предвзятая мысль, а глубоко реалистическое раскрытие образа человека превращает некоторые портреты Репина в обличительные по своему социально-эстетическому смыслу произведения.
Как из самого взволнованного стремления доискаться истинной натуры человека рождается беспощадное обличение нелицеприятной правды о человеке, доказывает портрет В.Д.Спасовича (Государственный Русский музей).
Сделанная, но вполне непринужденная поза опытного оратора, мясистая рука, простертая к зрителю, щелка приоткрытого рта, маленькие глазки, смотрящие чуть исподлобья и как бы прячущиеся за очками,- и вот перед нами убийственная характеристика лукавого, хоть и одаренного адвоката.
И эта характеристика тем сильнее, чем увлеченнее хочет Репин добраться до самого дна души своего героя, даже восхищаясь им. Подобно Гоголю, он возводит своих персонажей в «перл создания»!
Очень хорошо это характеризовал Стасов в письме к Репину: «Портрет Спасовича, само собою разумеется,- великолепен. Все тайное иезуитство и даже немножко анафемство, с лукавством пополам - тут как тут! Но ведь все это я говорю, искренне любя и уважая Спасовича. Он и умен и талантлив,- а как всего этого не любить и не обожать («а как не полюбить буфетчика Петр-шу!») ».
Таким образом, всюду и везде, в людях самого разного свойства искал Репин что-то незаурядное, стремился уловить момент наиболее интенсивного самовыражения человека.
И это, как мы видели, касается не только тех портретов, где перед нами представители цвета передовой русской интеллигенции, подлинным поэтом которой был Репин. Это касается и прожженного Спасовича, и фатоватого Микешина, и «Варлаамища» - протодьякона, и сурового, подозрительного Радова. И, конечно же, это относится к абрамцевскому горбуну, образ которого волнует нас своей задушевной мечтательностью, и, само собой разумеется, к волжскому бурлаку Канину, которого сам художник не постеснялся сопоставить с Львом Толстым.
Может быть, нигде это конфликтное восприятие жизни, а вместе с ним и драматизм образа человека не сформировались так ясно, как в знаменитом портрете-этюде Стрепетовой.
продолжение...
|
