Герман Недошивин. Образ революционера у Репина
Репин, очевидно, ясно ощутил несовершенство своего сюжетного решения. Было ясно, что дело шло, в сущности, не об образе революционера, а лишь о его судьбе, о его доле, где герою отведена лишь совсем пассивная роль и где все свелось к чисто эмоциональному переживанию лирической грусти, напевной, как песня.
Важно было найти сюжет, более близкий к сути избранной темы, сюжет, позволяющий раскрыть центральный, в основе героический образ борца-революционера. Естественна была мысль изобразить самое дело, работу революционера, столкнуть его с реальными обстоятельствами жизни. Так конкретизируется образ революционера как образ пропагандиста в деревне. Как же решить этот образ?
Если даже у Репина и являлась мысль изобразить своего героя за пропагандой, то эту мысль он должен был по вполне понятным причинам оставить. Больше, чем кто-либо другой среди русских художников, Репин понимал законы живописного изображения. И что же может быть неизобразительнее, чем изображение тайной пропаганды на селе? Изображение «разговора» всегда опасный для живописи путь. К тому же при этом нельзя было бы раскрыть столкновение, борьбу враждебных сил, революционная борьба осталась бы вне пределов изображенного, и Репин идет к драматическому решению, к коллизии. Так, по-видимому, кристаллизуется замысел «Ареста пропагандиста», первая редакция которого возникает уже через год после первой картины.
В основе первого варианта «Ареста пропагандиста» (1878) лежит чисто сюжетное развертывание темы: рассказ. В центре - привязанный к столбу пропагандист, справа - становой, просматривающий бумаги, выброшенные на пол из раскрытого чемодана. В горницу набилось множество народу, активно и разнообразно реагирующего на событие. Композиция насыщена движением, сутолокой, перешептыванием. Однако весь этот «хор» картины лишь дополняет основной мотив изображения. Арестованный народник пристально и сурово вглядывается в лицо крестьянина в длинном армяке, стоящего перед ним рядом с молодой женщиной, сочувственно подперевшей голову левой рукой. Лица старика крестьянина мы не видим. Он стоит, заложив руки за спину, слегка расставив как бы в нерешительности, ноги. По его склоненной голове мы видим, что и оц в свою очередь смотрит в глаза привязанному к столбу пропагандисту. Между фигурами пустота, еще более подчеркивающая безмолвную дуэль взглядов. Пропагандист-народник в решительную минуту, когда обрывается его дело и начинается «житие» грязных дорог и каторги, еще раз вглядывается в загадочное лицо того все-таки непонятного ему «мира», в который он пришел проповедовать свои идеалы. Здесь Репин с изумительной чуткостью психолога почувствовал тяжелую трагедию русского народничества.
Однако в эскизе 1878 года эта тема осталась еще неразработанной, едва уловимой, смутно прорисовывающейся в образе двух противопоставленных друг другу фигур. Господствует же чисто ситуационное решение темы. «Арест» - второй вариант (после «По грязной дороге») повести о горькой судьбе революционера-борца. В обоих случаях избран момент гонения, ареста, ссылки, изображается человек, испытывающий тяжелые удары суровой судьбы. Таким образом, тема революционного героя изображается здесь под углом зрения горькой доли, на которую обрекает себя борец с самодержавием: он вызывает у зрителя сочувствие, сострадание. Женщины в «Аресте» смотрят на арестованного участливо, но это просто участие к «горемычному», «несчастненькому», столь известное старой русской литературе у русского крестьянина, а не чувство, заставляющее скорбеть о гибели своего. Образ революционера не получает еще здесь внутреннего обоснования; рассказана горестная повесть о том, на что он обрекает себя, но не звучит еще его психологическая, духовная, моральная сила, которая делает его, арестованного, сосланного, приговоренного к казни, победителем над темными силами самодержавного гнета.
Но в противопоставленных друг другу фигурах уже звучит иная тема - тема внутренней коллизии, перед лицом которой повествование становится лишь средством и которая позволит раскрыть духовную силу и мужество революционера. Нужно было создать картину не о его доле, а о нем самом.
Так возникает замысел следующей замечательной картины Репина - «Отказ от исповеди».
Очень часто бывает в искусстве так, что образ слагается в душе художника не строго логическими путями силлогизмов, но тайными тропами зрительных впечатлений и душевных переживаний. Это не значит, что в художественном творчестве безраздельно господствует смутная, неуловимая стихия интуиции; это значит лишь, что при напряженной творческой работе над кристаллизацией массы впечатлений казавшееся главным отходит на задний план, а родившееся случайно, какой-то побочный штрих или второстепенный образ разрастается и властно заявляет свои права на господство в окончательно сформировавшейся художественной идее.
Так случилось и с «Арестом». Замечательно, что второй вариант этой картины, помеченный Репиным 1880 - 1889 годами, не имеет двух противопоставленных фигур. Этот образ вырос в самостоятельную картину и стал в «Аресте» ненужным. Главное в этой картине - одиночество арестованного пропагандиста - развито с большей последовательностью, большей психологической сосредоточенностью. Не имея в виду подробно анализировать этот второй вариант, укажем сейчас лишь на главнейшее: что такое решение сюжета стало возможным лишь после работы мастера над «Отказом от исповеди» и «Не ждали». Во втором варианте рассказ стал совершенно несамостоятельным элементом, средством характеристики ситуации. Главное - в стремлении выделить и заставить самостоятельно звучать в его психологической значительности образ схваченного народника.
Характерно, что уже в рисунке 1879 года (ГРМ) Репин отказывается от темы поединка взглядов. В этом рисунке связанный пропагандист поворачивает лицо резко влево, а старик в армяке и молодая женщина переставлены местами так, что эта группа превращается просто в группу зрителей. Композиция освободилась от побочной для главного замысла темы, и самая эта тема стала расти и крепнуть в душе художника, чтобы найти полное и соответственное выражение.
продолжение...
|
