Надежда Шер. Рассказ об Илье Репине
Летом Репины уехали в Нормандию, в маленький приморский городок Вёль. И это лето было, пожалуй, самым радостным и значительным временем за границей. В Вёле была целая колония русских художников - Поленов, Савицкий, Боголюбов... «Красные шапки» - так называли их местные жители, потому что, приезжая в Вёль, все они запасались красными шляпами, которые хорошо защищали от морских ветров, солнца. Репин был в восторге от Веля; его пленяло все: море, скалы, поля, высокая пшеница, маки. Впервые за многие годы, если не считать поездок на Волгу, так близко соприкоснулся он с природой. Впервые с таким страстным увлечением писал на открытом воздухе, упорно добиваясь предельно точной передачи солнечного света.
В конце лета Репин увез в Париж много этюдов, и среди них прелестный этюд девочки-рыбачки: под прямыми лучами горячего южного солнца, среди неяркой травы, васильков, маков стоит девочка-рыбачка в рваной, заплатанной кофте, с рыбацкой сетью в руках. И эта фигура девочки, так чудесно согласованная с бледно-голубым небом, производит неотразимое впечатление.
В Париже уже начались «вторники» у Боголюбова. Алексей Петрович Боголюбов, внук Радищева, талантливый пейзажист, давно жил в Париже и был назначен Академией художеств «надзирать» за пенсионерами. Он был в постоянных хлопотах, добывал русским художникам заказы, помогал искать мастерские, устраиваться на новом месте. А его мастерская была центром русской художественной колонии, где встречались все приезжавшие в Париж русские художники и где по вторникам собирались художники, музыканты, певцы.
На вечерах у Боголюбова и в русской библиотеке Парижа встречался Репин с русскими студентами, с видными революционными деятелями России - В.Н.Фигнер, Н.А.Морозовым, А.И.Иванчиным-Писаревым. «...Напишите, пожалуйста, где я могу достать здесь русские книги авторов, изгнанных из России, и пропишите, что особенно интересно из их работ», - просит он Стасова, и Стасов называет ему парижский книжный магазин, где имеются эти издания.
Париж - город, где недавно потерпела поражение Парижская коммуна, где все еще живы были воспоминания о художнике-коммунаре Гюставе Курбе, который боролся на баррикадах, - все больше привлекает Репина. «...Нет ли чего подробного на русском языке о революции 48 года здесь и о последних делах и движении коммунистов?» - снова просит он Стасова.
Пройдет десять лет, и Репин снова приедет в Париж. В день памяти расстрелянных коммунаров, который ежегодно отмечается во Франции, он пойдет на кладбище Пер-Лашез к знаменитой Стене коммунаров и потом под свежим впечатлением от грандиозной траурной демонстрации в несколько дней напишет прекрасную небольшую картину «Митинг у Стены коммунаров».
10
Три года прожил Репин за границей. В июле 1876 года Репины вернулись в Петербург. Буйные восторги от всего своего, родного, радость первых встреч с друзьями и вслед за тем горечь от сурового их приговора картинам, привезенным из Парижа. Друзья, знакомые недоумевали: как мог Репин после «Бурлаков» писать такие малосодержательные картины? Стоило ли ему жить за границей?.. Обидно, что Стасов и Крамской не хотели видеть, какие успехи сделал он в живописи, как по-новому в своих этюдах из Веля пытался он решать задачи колорита. И как бы в доказательство той «высоты исполнения», которой добивался и добился он за границей, буквально в несколько дней написал чудесную картину «На дерновой скамье». Писалась она на даче под Петербургом, в саду у родственников жены. На дерновой скамье - семья Шевцовых; налево сидит жена Репина, рядом на траве играют его дочери Вера и Надя, которая родилась в Париже. За деревьями - далекое небо с легкими облачками, поле. Общий тон картины серебристо-зеленоватый, и вся она как бы напоена солнцем, теплом. Написан этот групповой портрет с блестящим мастерством, свежо, изящно.
Его, Репина, упрекают в том, что он поддался влиянию французских художников... А он, как и раньше, верит в то, что искусство должно быть идейным, боевым, правдивым. Только такое искусство близко и понятно людям, только такое искусство призвано служить народу.
Репин переживал трудное время. Ему казалось, что друзья перестали верить в него и что только из жалости к нему не говорят всей правды. Он решил уехать. И осенью со всей семьей собрался в Чугуев.
В Чугуеве Репин не был около восьми лет. И теперь после Парижа, после петербургской сутолоки, после встречи с друзьями, которая оставила в душе горький осадок, он с радостным волнением подъезжал к городу своего детства.
Был серый осенний день. Как все знакомо! И как постарел город! Домики как бы вросли в землю, ворота покосились. Грязно, безлюдно. Тишина такая, что кажется, весь город спит. Лес за городом, с которым связано столько детских воспоминаний, вырублен, и вместо леса - голая земля, покрытая пнями... А в доме у Репиных будто ничего не изменилось, только все кажется маленьким. Маленькими, постаревшими кажутся и отец с матерью.
Началась чугуевская жизнь. Никогда раньше Репин не чувствовал так остро свою связь с родной землей, с родиной. Хотелось поскорее окунуться в народную жизнь, работать во всю силу. Он ко всему приглядывался, все замечал, все складывал в памяти. Подолгу бродил по окрестностям Чугуева, бывал на свадьбах, на базарах и ярмарках, на постоялых дворах, в трактирах, церквах. «...Что это за прелесть, что это за восторг!!! Описать этого я не в состоянии, но чего только я не наслушался, а главное, не навидался...» - писал он.
Альбомы его заполняются набросками, заметками, эскизами. В голове роятся планы все новых и новых работ. Он пишет портреты крестьян: «Мужичок из робких», «Мужик с дурным глазом», «Парубок из Мохначей»... Тут же успевает сделать двойной портрет дочерей Веры и Нади, портрет Троньки - Трофима Чаплыгина, несколько портретов чугуевских своих знакомых, портрет академического друга Н. И. Мурашко, который приехал к нему погостить. И один из самых замечательных портретов - портрет чугуевского протодьякона Ивана Уланова... Быстро, вдохновенно, смелой кистью написал Репин это «духовное лицо» - пьяницу и обжору. И, написав портрет, дал ему такую превосходную характеристику: «Это экстракт наших дьяконов, этих львов духовенства, у которых ни на одну йоту не попадается ничего духовного, - весь он плоть и кровь, лу-поглазие,- зев и рев, рев бессмысленный, но торжественный и сильный...» Надо сказать, что портрет прежде всего пришелся по вкусу самому протодьякону Уланову и он безмерно гордился своим изображением.
Весной 1877 года в Петербурге начался «Процесс пятидесяти» - судебное дело революционеров-народников, обвиняемых «в государственном преступлении по составлению противозаконного сообщества и распространению преступных сочинений». По Чугуеву пошли слухи о том, что многих ссылают на каторгу и в Сибирь на поселение. Говорили, что самого главного революционера, который сказал на суде речь за рабочих и против правительства, повезут через Чугуев. Слухам верили. Мальчишки бегали на столбовую дорогу, которая шла через улицу мимо репинского дома, смотреть ссыльных - «несчастненьких», как их называли. Но ссыльных по этой дороге всё не везли, а как-то Репин во время своих скитаний по окрестностям Чугуева встретил телегу, запряженную тройкой крестьянских лошадей. В телеге сидел арестант, по-видимому «опасный преступник-революционер».
продолжение...
|
