Надежда Шер. Рассказ об Илье Репине
Но первый набросок не удовлетворил его - он был скорее иллюстрацией к стихам, чем самостоятельной картиной. И только после длительной работы, бесконечных переделок картина была окончена.
...Одиночная камера. Железная койка, стол. По стенам плесень. В тяжелых дверях глазок, и никогда не знаешь, кто за дверью, чьи глаза смотрят на тебя. В эту дверь только что вошел священник с распятием в руках. Он пришел отпустить грехи, исповедать человека, приговоренного к смертной казни. На койке в арестантском халате сидит осужденный на смерть революционер. С каким презрением, как гордо смотрит он на служителя церкви. Он не нуждается в отпущении грехов, отказывается от исповеди. Он умрет, как умирают его товарищи.
А как решена картина в цвете! Темный, трагический общий колорит картины, все как бы тонет во мраке одиночки, и освещено только лицо человека - революционера, уверенного в своей правоте. «Илья, я вне себя - не то что от восхищения, а от счастья!.. Наконец-то, наконец-то я увидел эту картину. Потому что это настоящая картина, какая только может быть картина!!!» - так писал Стасов, когда увидел картину. Понятно, что «Отказ от исповеди» цензура не пропустила на передвижную выставку, и зрители увидели ее только через десять лет.
А на очереди у Репина уже следующая картина, также задуманная в Москве, - «Не ждали». Он писал ее на даче под Петербургом. Позировали ему члены его семьи, знакомые.
В первый раз писал он картину прямо с натуры, без предварительных эскизов. После первого варианта картины, написанного на небольшом холсте, где из ссылки возвращается девушка-курсистка, после переделок, поисков он начал новую картину на большом холсте на ту же тему.
...Комната небогатой интеллигентной семьи. Все заняты. Бабушка что-то шьет или вяжет, мать играет на рояле, дети готовят уроки. И вдруг открывается дверь, и в комнату входит человек. На нем темный крестьянский армяк, в руках шапка. Лицо бесконечно усталое и в то же время радостное и тревожное - как-то его примут? Он идет прямо к матери. Мы не видим ее лица, не видим, какими глазами смотрит она на сына, но вся ее фигура в черном платье, рука, слегка опирающаяся на кресло, говорят о том, что она узнала сына, что она в душе всегда ждала его. Вот сейчас бросится к нему растерянная и обрадованная жена. Узнал его и мальчик, весь потянулся к нему, а маленькая девочка смотрит испуганно, исподлобья - она не помнит отца. В дверях все еще стоит горничная, впустившая человека - ссыльного, о котором помнили, но которого «не ждали» в семье... За окном летний день. Рассеянный свет на голубовато-зеленоватых обоях, на сиреневом платье горничной, на полу... Комната полна света, воздуха, и живопись картины свежая, ясная.
Картина не нуждалась ни в каких пояснениях - все в ней было понятно, жизненно, правдиво. Когда двенадцатая передвижная выставка после Петербурга и Москвы поехала по другим городам, сопровождающий выставку художник писал, что картину повсюду принимали горячо и отзывались о ней «восторженно».
«Арест пропагандиста», «Отказ от исповеди», «Не ждали» - картины, посвященные борьбе революционеров-народников с самодержавием,- Стасов считал самыми значительными картинами Репина. «Вот это - история, вот это - современность, вот это - настоящее нынешнее искусство, за которое Вас впоследствии особенно высоко поставят».
«...Искусство я люблю больше добродетели, больше, чем людей, чем близких, чем друзей, больше, чем всякое счастье и радости жизни нашей... Где бы я ни был, чем бы ни развлекался, кем бы я ни восхищался, чем бы ни наслаждался... оно, всегда и везде, в моей голове, в моем сердце, в моих желаниях лучших, сокровеннейших. Часы утра, которые я посвящаю ему, - лучшие часы моей жизни» - так говорил Репин, и эта всепоглощающая любовь к искусству освещала все, рождала новые и новые мысли о картинах. Казалось, он чувствовал себя неуютно, если в мастерской на мольбертах не стояло несколько разных картин, если в голове не бурлили мысли о новых и новых работах. Не совсем окончив одну картину, он тотчас хватался за другую, уже начатую, уже продуманную. Так и теперь: до окончания картины «Не ждали» оставалось несколько месяцев, а он уже бредил картиной об Иване Грозном и царевиче Иване.
Однажды был он на концерте, где исполнялась «Месть» Римского-Корсакова. «Она произвела на меня неотразимое впечатление, - говорил Репин. - Эти звуки завладели мною, и я подумал, нельзя ли воплотить в живописи то настроение, которое создалось у меня под влиянием этой музыки. Я вспомнил о царе Иване. Это было в 1881 году. Кровавое событие 1 марта всех взволновало. Какая-то кровавая полоса прошла через этот год...» Тогда же сделал он два эскиза будущей картины - карандашом и масляными красками. С тех пор картина прочно заняла свое место в душе Репина. Но вплотную он принялся за нее только в 1884 году в Петербурге.
Начались подготовительные работы. В картине предполагалось две фигуры: Иван Грозный и сын его Иван, и основное положение этих фигур было уже намечено в первых эскизах. Надо было искать натуру.
Как-то на рынке встретился чернорабочий, с которого он тут же написал этюд для Грозного, потом ездил в Царское Село к Чистякову, который рекомендовал ему какого-то старика, похожего на царя Ивана, писал этюд с художника Мясоедова. А для царевича позировал писатель Всеволод Михайлович Гаршин. Репин недавно познакомился с ним и с первого взгляда «затлелся особенною нежностью к нему». Он написал его два раза: этюд в профиль и великолепный портрет - Гаршин сидит за письменным столом, перебирает рукописи; кто-то входит в комнату, Гаршин поднял голову, глаза у него больные, тоскливые... «В лице Гаршина меня поразила обреченность: у него было лицо обреченного погибнуть. Это было то, что мне нужно было для моего царевича», - писал Репин.
Над картиной Репин работал не в мастерской, а в отдельной, специально обставленной комнате. Он сам кроил костюмы для Грозного и сына - черный, в виде подрясника для Грозного и розоватый, с серебристым отливом для царевича. Завитками расписал высокие сапоги с загнутыми носками.
Так художник собирал отдельные штрихи, черточки - все, что могло пригодиться ему для картины. «Я работал завороженный,- говорил он. - Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины, прятал ее». Иной раз после целого дня работы ему вдруг начинало казаться, что картина слабая, неудачная. Разум подсказывал: надо передохнуть. «Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над ней».
И вот наконец картина окончена. В один из четвергов - вечер, когда у Репиных собирались друзья, знакомые, - он решил показать картину. Очень волновался, пока устанавливал ее, освещал лампами, прилаживал занавеску. А потом до прихода гостей долго сидел один перед своим творением. Какой это был тяжкий труд! Сколько испытал он разочарований, сколько счастья, от которого тесно становилось сердцу. И как смертельно он устал!
Собрались гости. Пришли художники Крамской, Шишкин, Ярошенко и другие. Репин отдернул занавеску... Сумеречный полумрак царских палат, мрачные стены в темно-малиновых и темно-зеленых шашках, пол, покрытый красными узорными коврами, опрокинутое кресло, брошенный жезл и в центре две освещенные фигуры: отец и сын. Только что совершилось убийство, и в ту же секунду понял царь, что случилось непоправимое. И вот он уже не грозный царь, он отец: судорожно обнимает сына, зажимает рану, пытается остановить кровь. А в глазах нестерпимая мука, жалость, любовь...
продолжение...
|
