Надежда Шер. Рассказ об Илье Репине
«Этой картины еще не существовало, а уже всё, что было лучшего между петербургскими художниками, ожидало от Репина чего-то необыкновенного: так были поразительны большие этюды масляными красками, привезенные им с Волги. Что ни холст, то тип, то новый человек, выражающий целый характер, целый особый мир, - писал Стасов.- Я живо помню и теперь, как вместе с другими радовался и дивился, рассматривая эскизы и этюды Репина в правлении академии: там было точно гулянье, так туда толпами и ходили художники...»
Был на этой выставке и Павел Петрович Чистяков, о котором Репин уже слышал от старших товарищей. Чистяков был пенсионером Академии художеств, жил в Италии и только что вернулся из заграничной поездки. В одной из академических зал уже стояли привезенные им работы. Все они были из итальянской жизни: «Римский нищий», «Дети-нищие», «Итальянский каменотес». Репин чуть ли не в первый день по приезде ходил смотреть работы Чистякова. Его поразили в этих картинах и необычайная уверенность рисунка, и сила живописи, и та простота, которая- он хорошо это знал -дается художнику огромным трудом. Понравились и темы картин, взятые из жизни итальянского народа.
По академии ходили слухи, что Чистяков будет назначен преподавателем академии, но преподавателем Чистякова пригласили только через два года после приезда, хотя за итальянские картины присудили ему звание академика живописи.
Очень скоро Репин через одного из товарищей познакомился с Чистяковым, и, как вспоминал позднее, Чистяков сразу очаровал его «своим темпераментом поэта и такой глубиной понимания искусства, о которой мы не мечтали». Небольшого роста, сухощавый, с «большим черепом истинного мудреца», он скорее походил на крестьянина, чем на художника, - отец его был крепостным. Человек очень своеобразный, чудак, как его многие называли, с независимым, смелым характером, он был не в почете у начальства императорской Академии художеств. Блестяще усвоив академическую школу высокого мастерства и взяв у академии все, что должно было помогать росту и процветанию нового русского искусства, он все свои силы отдавал преподавательскому делу, даже в ущерб своей живописи. Преподавателем он был превосходным. Вокруг него всегда толпилась молодежь.
От учеников своих он требовал прежде всего профессионально грамотных работ. Рисунку учил строго, требовательно, считал, что основой мастерства должно быть тщательное и систематическое изучение натуры.
Репин, который всегда очень бурно выражал свои восторги, говорил: «Одна есть светлая точка в академии, это Чистяков, да и этого скоро выживут. А уж вот учитель так учитель! Единственный!!»
Репин всего один год учился у Чистякова. Тогда же у него учился и Поленов, с которым Репин дружил, но видался реже, чем с другими товарищами. Поленов поступил в академию одновременно с Репиным и, кроме академии, занимался еще на юридическом факультете университета. Учениками Чистякова были и Васнецов и Суриков, воспитал он и русских художников следующего поколения - Серова, Врубеля, Коровина и многих других.
«Я всех обучил, начиная с 1872 года», - говорил Чистяков. И не было среди его учеников ни одного художника, который не сохранил бы о нем светлую и добрую память.
До окончания академии Репину оставалось немногим больше года. Весь этот год работал он над двумя большими картинами: над последней выпускной программой «Воскрешение дочери Иаира» и над «Бурлаками».
Когда в начале 1871 года на выставке Общества поощрения художников появилась картина «Бурлаки», она поразила всех. «В немногие годы, - писал Стасов, - этот художник сделал шаг вперед, можно сказать, громадный, и даром, что он покуда только ученик, но поспорит, пожалуй, со многими из наших вполне созревших художников».
За эту картину Репин получил первую премию, но он не считал ее оконченной. Летом того же года он снова был на Волге, переработал картину, многое на том же холсте переписал заново и все-таки не считал, что кончил над нею работать. И пройдет еще два года, прежде чем он выставит тех «Бурлаков на Волге», которые и до сих пор составляют гордость русского искусства.
Работа над программной картиной «Воскрешение дочери Иаира» ладилась плохо. Начал ее Репин до поездки на Волгу, долго компоновал картину и, как вспоминал много лет спустя, «переставлял фигуры, изменял их движения и главным образом искал красивых линий, пятна и классических форм в массах». А после поездки, после бурлаков еще острее почувствовал, что делает не то, что надо. Писать картину на евангельский сюжет, изображать чудо воскрешения из мертвых казалось скучным. Он даже решил бросить академию -так заполонили его бурлаки. Но товарищи уговорили остаться, они были уверены, что он прекрасно справится с картиной. Об этом же говорил Крамской, с которым у Репина установились хорошие, дружеские отношения.
- Ищите свое истолкование сюжета, - говорил Крамской. - Талант, а он у вас есть, может справиться и с казенной, избитой темой. Попробуйте...
И Репин пробовал, приходил в отчаяние и снова пробовал. Может быть, надо забыть, что сюжет евангельский, как говорит Крамской. Вот Крамской пишет картину «Христос в пустыне», а как он говорит о Христе! Как много своих мыслей, чувств, переживаний вкладывает в картину!
Однажды, рассказывал Репин, «по дороге от Крамского к себе (очень много хороших новых мыслей мне приходило в пути, особенно если путь был дальний) я вдруг осеняюсь мыслью: да нельзя ли эту же тему -«Смерть дочери Иаира» - на этом же большом холсте сейчас же, т.е. завтра, и начать по-новому, по-живому, как мерещится у меня в воображении эта сцена? Припомню настроение, когда умерла моя сестра Устя и как это поразило всю семью. И дом и комнаты - все как-то потемнело, сжалось в горе и давило.
Нельзя ли это как-нибудь выразить; что будет, то будет... Скорей бы утро».
Наутро в академической мастерской Репин прежде всего без всякого сожаления стер тряпкой все, что было сделано углем за четыре месяца. Работал весь день, не замечая времени. Казалось, он вновь переживал глубокое потрясение детства - смерть сестры. К вечеру картина, по словам Репина, была так впечатлительна, что у него проходила какая-то дрожь по спине. И дома вечером он никак не мог успокоиться и все просил брата играть Бетховена. Музыка переносила его в мастерскую, к картине.
Картина писалась быстро, вдохновенно. Работая над ней, Репин забыл о конкурсе, об академии. Евангельский сюжет наполнился для него жизненным, реальным содержанием. Он просто «писал» человеческое горе и вместе с родителями переживал смерть их дочери. Вот стоят они в стороне, в полумраке комнаты, покорные, скорбные. В эту минуту в комнату вошел Христос. Он подошел к ложу, на котором покоится девочка. Казалось, она спит. Трогательное, нежное лицо, худенькие руки сложены на груди. У изголовья горят светильники, желтоватое их мерцание освещает и девочку и Христа, который уже дотронулся до ее руки. Сейчас произойдет чудо - оно не может не произойти: так напряженно, с такой мукой ожидания смотрят родители, девочки на Христа.
29 ноября 1871 года в Петербурге открылась первая передвижная выставка. Это было большим событием в жизни художников. В артели к ней готовились как к большому празднику. Волновались и художники и ученики, кончающие академию, - передвижная выставка по времени совпадала с ежегодной ученической выставкой и тоже открывалась в залах Академии художеств.
продолжение...
|
