В сборнике публикуются четыре работы Репина послереволюционных лет, находящиеся в собрании Национальной галереи в Праге.
«Женский портрет» (1918) - карандашный рисунок, профильный портрет неизвестной женщины, занятой чтением.
«Мальчик» (1919) - акварельный портрет. Возможно, что это один из внуков художника, Гай или Дий Репин.
«Легионер» (1926) - масляный этюд натурщика к картине «Битва», задуманной художником в двадцатых годах. На нем изображен раненый римский воин. Он сидит полуобнаженный, держась одной рукой за голову, одетую в каску. Известны еще несколько репинских этюдов римских воинов. Один из них, сделанный в последние годы жизни художника, хранится в «Пенатах». О другом, находящемся в частном собрании в Хельсинках, пишет видевший его в 1947 году А.И.Замошкин: «Характер живописи в этюде определяет манеру позднего Репина, но обнаженное тело написано еще довольно удачно». Это же можно отнести и к «Легионеру».
«Читатель» (1925) - портрет неизвестного мужчины с книгой в руках. Выполнен он сравнительно крепко по форме, без той размашистой манеры, которая свойственна ряду картин, написанных Репиным в двадцатые годы.
В заключение следует сказать, что несмотря на то, что собранные в настоящем сборнике произведения Репина не имеют генерального значения в его творчестве, все же они дополняют его, расширяя наши представления о разнообразии и широте исканий, многогранности мастерства художника.
Наряду с цельными, полновесными образами, здесь есть случайные, небольшие осколки богатейшего творческого наследия Репина. Нам дорог каждый штрих карандаша, каждое движение кисти, за которыми угадывается творческий гений великого художника.
Творчество Репина, в лучших его проявлениях, всегда было утверждением идейности, реализма, высокого профессионального мастерства. В конце XIX и начале XX века оно служило тормозом в развитии декадентства, стилизаторства и других проявлений буржуазного модернизма. Полнокровный идейный реализм Репина сохраняет свое значение и для нашей современности.
Настоящая статья является лишь кратким комментарием к малоизвестным произведениям Репина. Она должна послужить ориентиром в дальнейшем определении и изучении этого наследия.
В. Н. Римский-Корсаков. Репин и Римские-Корсаковы
Первые детские соприкосновения Илюши Репина с простейшими музыкальными явлениями убедительно доказывают исключительную чуткость восприятия будущим великим художником красот и выразительности музыки, будь то звуки отдельных инструментов или простой народной песни.
Эта чуткость и глубина восприятия музыкальных явлений не могла не породить и не закрепить на всю жизнь любовь художника к музыке, глубокое понимание им музыкальных произведений и тонкую оценку их исполнения, вплоть до непосредственного воздействия музыки на основную сферу деятельности, в которой проявилось богатейшее дарование великого русского художника Ильи Ефимовича Репина.
Естественно, что любовь художника-живописца к музыке должна была вызвать потребность общений с представителями искусства музыкального. Знакомство и дружба Ильи Ефимовича с В. В. Стасовым помогли этому общению и установлению дружеских отношений с виднейшими русскими композиторами, современниками И.Е.Репина, и с целым рядом выдающихся артистов-исполнителей. В частности, все члены кружка Балакирева - так называемой «Могучей кучки» - Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков и Кюи, до Глазунова и Лядова включительно, не только входили в круг знакомства и общений И.Е.Репина, но и были увековечены в созданных им портретах и рисунках. Мусоргский же до конца жизни художника оставался любимейшим его композитором, «глубоко поражавшим его своей гениальностью».
Сведения, касающиеся личных взаимоотношений И.Е.Репина с Н.А.Римским-Корсаковым и его семьей, крайне скудны. Краткие упоминания композитора в «Летописи моей музыкальной жизни» или в письмах к родным почти не дают материалов для характеристики этих взаимоотношений. Письма Римского-Корсакова к Репину нам вообще неизвестны, а в архиве композитора хранится лишь одно письмо Ильи Ефимовича к Николаю Андреевичу. Однако и это весьма краткое письмо от 27 сентября 1906 года указывает на давно сложившиеся простые дружественные отношения между художником и композитором. В ответ на приглашение принять участие в комитете по празднованию двадцатипятилетия музыкальной деятельности А.К.Глазунова Илья Ефимович запросто сообщает: «Дорогой Николай Андреевич, я с радостью приму участие в содействии, чем могу, празднованию 25-летия А.К.Глазунова; и явлюсь по указанному Вами адресу в воскресенье в 2 часа, если не отменится собрание комитета. Илья Репин».
Когда же могли возникнуть знакомство и дружеские отношения И.Е.Репина и Н.А.Римского-Корсакова?
Зимой 1871/72 года Репин работал над картиной «Славянские композиторы», заказанной ему А.А.Пороховщиковым, владельцем гостиницы «Славянский базар» в Москве. Для этой картины художнику потребовалось зарисовать фигуры Балакирева, Римского-Корсакова и Направника. Фотографических портретов этих художников он не смог найти и, предпочитая сделать зарисовки с натуры, обратился к В.В.Стасову с просьбой устроить ему свидание с Римским-Корсаковым (как и с Балакиревым и Направником). Поскольку свидание было устроено по просьбе Ильи Ефимовича, надо полагать, что оно было первым, в противном случае он мог бы обратиться к Николаю Андреевичу лично.
Повествуя о работе над картиной «Славянские композиторы», Репин приводит свой ответ Стасову, который заинтересовался, как нашел его зарисовку Балакирев. «...Мили и Алексеевич Балакирев даже не полюбопытствовал взглянуть на мой рисунок. Он был очень, очень любезен, безукоризненно постоял мне в своей позе, вполоборота, почти спиной, и мы расстались совершенно довольные друг другом», - пишет Илья Ефимович. Из дальнейших слов этой записи видно, что, в противоположность Балакиреву, Римский-Корсаков на рисунок Репина все же взглянул, так как Илья Ефимович замечает, что «Н.А.Римский-Корсаков тоже не мот восхититься моим сухим контуром его фигуры... Да едва ли они Балакирев и Римский-Корсаков когда-нибудь впоследствии видели эту картину».
Нельзя не отметить, что «сухой контур» фигуры Римского-Корсакова был зарисован мастерски. Если Николай Андреевич рисунком «не мог восхититься» (по малому в то время интересу его к живописи вообще), то это не умаляет характерности зарисовки фигуры бывшего тогда еще морским офицером молодого композитора.
продолжение ...
|
