Вместе с тем несомненно, что и Репин, несмотря на «сухость» рисунка, остался вполне удовлетворенным своим наброском, так как поместил именно этот вариант рисунка, в совершенно не измененной позе, в своей замечательной по композиции картине «Славянские композиторы». Правда, картина грешит против музыкально-исторической хронологии, а главное, обидным для русской музыки отсутствием в ней образов великих русских композиторов - Чайковского, Бородина и Мусоргского наряду с наличием таких незначительных чешских музыкантов, как Бендель и Горак. В этом, впрочем, повинен не художник, а самодур-заказчик.
Илья Ефимович ошибался, полагая, что Римский-Корсаков никогда не видел его картины. Неоднократно бывая в Москве, Николай Андреевич не раз имел возможность видеть «Славянских композиторов». Об одном из таких случаев он упоминает в письме к своей жене, Надежде Николаевне, от 15 октября 1900 года: «Сегодня обедаю у Кругликова и потом иду на романский вечер в зале «Славянского базара» и буду зреть там ненавистную мне репинскую картину» (картина была ненавистна Римскому-Корсакову, конечно, не за его собственное изображение, а за отсутствие в ней Мусоргского, Бородина и Чайковского).
Краткое свидание Репина с Римским-Корсаковым во время зарисовки фигуры последнего, которое состоялось, видимо, в Петербурге, несомненно запечатлелось в памяти Николая Андреевича, ибо в первый же свой приезд в Москву для участия в концертах П.А.Шостаковского он делает попытку навестить Илью Ефимовича в его мастерской в Хамовниках, но не застает его; встречается и беседует с ним у приятеля своего П.И.Бларамберга, а утром того же дня и сам Репин заходит с ответным визитом в номер гостиницы «Славянский базар» к Николаю Андреевичу.
Следующее свидание И.Е.Репина с Н.А.Римским-Корсаковым состоялось в Москве в 1882 году и ознаменовалось также интересной зарисовкой Николая Андреевича за дирижерским пультом. Надежда Николаевна, также выезжавшая в Москву вместе с мужем на концерты, организованные московским отделением Русского музыкального общества на Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года, сообщает в письме от 17 августа 1882 года к сестре своей, С.Н.Ахшарумовой, что на концерте 15 августа под управлением Николая Андреевича присутствовал И.Е.Репин, который во время концерта «зарисовал залу, оркестр, Николая Андреевича за дирижерским пультом и Н.С.Лаврова за роялем во время исполнения».
Эта зарисовка интересна не только тем, что на ней единственный раз изображен Н.А.Римский-Корсаков за дирижерским пультом, но и тем, что спустя семь лет Репин использовал этот свой рисунок для адреса М.П.Беляеву, чествование которого было задумано и устроено при деятельном участии В.В.Стасова по случаю пятилетия Русских симфонических концертов. К своему рисунку Илья Ефимович добавил портреты как бы присутствующих в зале на концерте Стасова, Кюи, Надежды Николаевны Римской-Корсаковой, Ф.М.Блуменфельда и других, служащих орнаментальным украшением левой стороны адреса.
Существенно то, что Илья Ефимович поместил на адресе свой прежний рисунок с Римским-Корсаковым за дирижерским пультом, подчеркнув тем самым, что Николай Андреевич являлся основным, постоянным дирижером беляевских Русских симфонических концертов, ибо это хорошо было известно художнику как посетителю этих концертов и приверженцу новой русской музыкальной школы.
Записывая на страницах «Летописи» события своей жизни, относящиеся к весне 1893 года, Римский-Корсаков отмечает, что перед своим отъездом в Крым он в течение двух-трех недель «посещал по нескольку раз в неделю И.Е.Репина в его мастерской у Каменного моста». По заказу М.П.Беляева Репин в это время писал портрет Николая Андреевича, находящийся в настоящее время в Русском музее в Ленинграде.
Возникает вопрос, были ли при этом сделаны Ильей Ефимовичем предварительные наброски для этого портрета?
Воспроизведенный в издании «Летописи» 1935 года набросок портрета Н.А.Римского-Корсакова помечен Репиным 1888 годом. Ошибся ли Илья Ефимович в датировке (на пять лет ранее работы над портретом 1893 года?), что с ним случалось, как известно, так как он не раз проставлял по памяти даты на своих рисунках и набросках значительно позже их выполнения, или же этот набросок сделан был им действительно в 1888 году при неизвестном нам свидании с Римским-Корсаковым, остается невыясненным.
Многочисленные посещения Римским-Корсаковым мастерской Репина, видимо, даже более чем в течение месяца для позирования И.Е.Репину, несомненно, были крайне интересны Николаю Андреевичу. Во время сеансов между композитором и художником происходили длительные разговоры на темы об искусстве, которые отнимали у Николая Андреевича много времени, так как в связи с экзаменами в консерватории он был предельно занят, зачастую с часу дня до девяти часов вечера, а по приходе домой заставал дожидавшихся его посетителей-друзей, то Глазунова, то Ястребцева, а то и Чайковского с ними одновременно. В письмах к жене в Крым Николай Андреевич даже жаловался, что у него нет времени почитать что-либо или написать хоть несколько строк.
Однако в тех же апрельских письмах к Надежде Николаевне в Ялту на вопросы ее о Репине Николай Андреевич сообщал, что продолжает ездить к Репину, с которым ведет разговоры на темы об искусстве и эстетике. О самом же Репине он говорит: «Он очень милый и умный; я с ним много говорил об искусстве, и он далеко не держится стасовских угловатых и чудных взглядов. Портрет мой вряд ли будет совершенно окончен весной; портрет очень похож, лицо почти отделано, и весь холст уже закрашен».
Весной 1893 года еще не был изжит известный кризисный период творчества Римского-Корсакова, сопровождавшийся болезненными явлениями, неумеренными занятиями философией и работой (впоследствии уничтоженной) над изложением своей теории эстетики музыки. Пользуясь посещениями Репина, он «много беседовал с ним на этот счет».
В записи от 8 апреля 1893 года В.В.Ястребцев приводит разговор с Николаем Андреевичем о новшествах в области оркестровки, в частности о берлиозовской идее нескольких одновременных оркестров и «сопоставлении музык в пространстве» (слова Н.А.Римского-Корсакова). Считая этот прием чисто внешним, Николай Андреевич, однако, тут же добавил, что «при случае надо будет потолковать с Ильей Ефимовичем... Может быть, он меня чем-нибудь утешит: уж больно он человек уповающий».
Характерно это выражение «уповающий», явно показывающее оценку Репина как человека бодрого, энергичного, жизнерадостного по своему мировоззрению, в противоположность тогдашнему состоянию духа у Николая Андреевича. За четыре дня перед этим разговором с Ястребцевым в письме к Надежде Николаевне Николай Андреевич пишет, что Илья Ефимович советовал ему лучше писать отдельные заметки изредка, вести род дневника или записи отдельных мыслей.
И совет этот пришелся Николаю Андреевичу явно по душе, так как он убедился, что этот способ проще и лучше, тогда как с задуманной им системой «невозможно совладать, и голове вредно».
продолжение ...
|
