Я бы очень желал видеть Вашу работу теперь - уверен, что есть что-нибудь.
За Гумалика я боюсь, последнее время в мастерской он так покатился под гору ординарности, манерки. А он человек способный; и если это не фатальный предел его роста художественного, то он будет хорошим мастером.
Что касается Абочки, то я чем больше знакомлюсь с ней, тем более удивляюсь гениальности этой натуры. (Это совершенно искренно.) Кроме внешнего чудного, блестящего таланта в живописи, в ее душе есть необъятная глубина гения, и это выходит из нее так нечаянно, непосредственно, что просто поразительно, невероятно! не верится от неожиданности. Вот сущий бриллиант. Дай ей бог здоровья. Непонятно, за этим щебетом скромной скороговорки в жизни, выражающейся как-то ординарно, скрывается какой-то неведомый пласт поэзии и совсем особенной глубины души... Ох, достанется ей теперь за это. Уж Вы, ради бога, молчите, пусть это будет между нами. Я уверен в совершенной объективности моего взгляда на нее.
Лето у нас дождливое. Я этюдов совсем не писал на воздухе. Юрка делает недурные шажки, несмотря на то, что ходит в постолах. Охота - вот его страсть.
Надя уехала в Питер, через неделю уедут две Веры и Таня; мы с Юрой останемся до конца сентября здесь.
Ваш И.Репин
Ваша ужасная выписка из Альфреда Мюссе меня испугала. Мне невольно бросилось какое-то совпадение с моей фамилией, с моей академической школой в мастерской... Нет, я знаю, Вы добры ко мне и разве только для смеха попугали бы.
18
11 октября 1895 г. Академия художеств
Дорогая Мариамна Владимировна.
Все это время вся Академия и я в том числе были так задавлены молодыми талантами всех трех полов и всяких градусов, что мы от них страшно устали! Вот на какую почву падает Ваше доброжелательное семя заботы о таланте Вашей еврейки Рахили...
Ну что я вам могу посоветовать? - В школу, в школу на Большую Морскую. Куда же больше. Вы уже ужасаетесь влияния на нее Иоффе; ну пусть сразу обрушатся на нее 10 различных влияний. А знаете ли, мне все-таки трудно судить за Иоффе, и я готов окатить вас холодной водой скептика. Вы слишком преувеличиваете ее вкус и художественность. Предметы голой неживой натуры еще мало определяют настоящую талантливость. 16 лет это уже большой возраст для семитского племени... А вдруг она дальше уже мало пойдет?
Мне нравится тон в книгах и кастрюли в свету, а прочее довольно посредственно - разве еще тон чая в стакане хорош. Но она так густо мажет, и потом эти черные, условные фоны - вы из нее Вистлера с места в карьер хотите сделать? Ох, надо быть осторожным в приеме. И можно ли вместо знаний прививать манеру? Виноват, ну да вы так уж и судите: я уже рутинер, старовер. Что поделаете - я одной манеры для всех и вся и даже учить с нее малых сих - не могу признать; надо только давать знания, а манера у всякой личности должна быть с в о я. У этой девочки теперь, я боюсь, вскружена голова от похвал; а жиды всем кагалом ждут от нее чуда. А вдруг вместо чуда выйдет только обезьянка? Какие груши она намалевала! Вероятно, ей сказали: стой, это chef d'oeuvre! Ax сколько я видел печальных примеров... Сколько здесь теперь опять отверженных! И как их жаль! Их 59 человек. По живописи приняли только 16. Сколько приходит ко мне! Какие хорошенькие барышни и какие пылкие, благородные на вид юноши!!
Знаете что, устроимте школу для этих отверженных. Будьте вы попечительницей. Пусть организуется группа человек в 50, наймут помещение, натуру, а я буду ходить к ним 1 раз в неделю безвозмездно учить их. Найдется много, которых надо гнать, но есть, очень может быть, и способные, и даже таланты, невыдержавшие экзамен.
Вант И.Р.
Очень радуюсь за Алексея Георгиевича. Поклонитесь от меня всей компании.
19
24 июня 1896 г. Здравнево
Благодарю Вас, дорогая Мариамна Владимировна, что Вы меня вспомнили, и за то, что у Вас нашлось столько интересных для меня сообщений, для моего праздника.
В конце мая я уже был в Здравневе. В Москве после Ходынской катастрофы мне опротивело все, и я полубольной уехал поскорей к себе. В Нижний я собираюсь, уж очень много хвалят выставку, а это недаром. Конечно, не искусство там первенствует. Да, между нами будь сказано, нас привел бы в конфуз тот чудак, который поехал бы в Нижний Новгород смотреть образцы высшего проявления искусства. Есть кое-что другое, в чем, может быть, мы и не хуже других. Не надо быть чересчур односторонним и не слишком поддаваться модным течениям в искусстве. При беспристрастном взгляде на искусство Перова можно видеть и у него большую пластическую мощь. Вспомните его городового, сидящего перед трупом утопленницы, - сильно и не без поэзии. Но Вы, разумеется, перед этой вещицей не останавливались.
Волга перед Ярославлем совсем не та, что в Нижнем. Нижний очень красив, но, конечно, не так, как Неаполь. Ах, как мало у Вас патриотического чувства! Как Вы заражены самобичеванием. «Опозорили русское искусство». Какой же там позор? Поверьте, что и Ваши вещи на какой-нибудь европейской выставке Вы отличили бы от массы плохого и даже воодушевились бы художественным полетом, если бы не знали, что это Ваши кровные произведения. Вы очень ошибаетесь, признавая в живописи только живопись - Вы противоречите себе. Разве Васнецов великолепный живописец? Да, есть в искусстве стороны выше мастерства, виртуозности всякого рода - есть выражение Духа, который вдруг проявляется иногда в грубых, неумелых чертах и живет и царит над всем, потому что Он есть внешнее проявление и несокрушимое бессмертие. Его может постигнуть только вдохновенный, а запечатлеть только избранный...
Вы несправедливы к «Неутешному горю»: что за беда сухо написанные аксессуары - это глубокая вещь; фигура воспроизведена с большим совершенством, что очень редко бывает в искусстве.
Наши все благодарят Вас и кланяются Вам.
Надя на курсы не поступит: ей пришлось бы проходить все тоже, сначала, а она училась очень хорошо. Я хочу попросить Евгения Васильевича принять ее в ученицы на свою хирургическую практику - она очень желает заняться хирургией.
Юре как-то все не удается, не идет что-то, он в миноре.
Вера все еще в Аркашоне, была и в Париже. Пишет много и часто, даже присылает акварели и некоторые мне ужасно нравятся по своей свежести, смелости, симпатичности и непосредственности.
О себе я ничего интересного сообщить не могу, старо.
А что поделывает Алексей Георгиевич? Что это Вы - ни слова. А что пишут Вам из Бухары?
продолжение ...
|