Но, какое огорчение!!! Да, Остроухов не глупец, не безвкусная тупица, нефальшивый подлипало.
Нет - он самодур и интриган. Как мне жаль милого Грабаря! И вообразите только, сколько труда, сколько средств ухлопано!!! Нраву моему не препятствуй. Неужели нельзя было сразу: не пустить к перевеске, запретить прикосновение ко всем вопиющим ошибкам почтенного великого гражданина?!
Нет - ведь по всему видно, что Остроухов, который сам намерен перенести всю галерею на Девичье поле и который переписывался все время с Грабарем, как с другом, нельзя же не видеть в этом полного сочувствия недюжинного человека, с большим вкусом, весьма выдающимся образованием - каким был до сего времени Илья Семенович, и вдруг оказалось: грубейший Тит Титыч!!
О времена! О люди!
Простите, великое сердце, за все эти дрязги жизни.
Наталия Борисовна Вам очень кланяется; она вся поглощена лекцией, которую должна читать 5 декабря вечером в зале Тенишевой.
Ваш горячо преданный и по макушку благодарный
Илья Репин
С. Ф. КОЛЕСНИКОВУ
1
21 октября 1926 г. Куоккала
Дорогой Степан, простите, забыл Вас по отчеству. Все утро сегодня наслаждаюсь фотографиями Ваших работ, сейчас только ушел Юра; с ним опять при сильной, хорошей лампе вновь рассматривали всю вашу выставку. О! Какой Вы превосходный художник. Очень, очень благодарю Вас и за письмо Ваше такое доброе, ласковое, и за фотографии. Юра особенно со стороны лошадей, да и я лошадь люблю, и мы - просто пируем! Спасибо! Спасибо! И я не знал, как благодарить Ивана Степановича Майковича! Какой, однако, он поэт. Но тут начинается мое огорчение: ведь я не знаю языка! А сколько дает Сербия! Да здравствует! Да здравствует!
Пожалуйста, когда увидите, поклонитесь Елене Андреевне. Мы ее еще не забыли и любим. А Вера, дочь моя, считает ее красавицей. Но это все еще не так важно, а вот что удручает; как она, при ее феноменальном таланте, так не верует в себя и так непроизводительна, и мы о ней ничего не знаем!
Подымите ее до облаков и заставьте летать! Летать! Летать!
Ваш старый товарищ,
очень старый Илья Репин.
2
31 августа 1929 г. Куоккала
О богатырское отродье! Вот она русская сила! Ваше письмо, Степан Федорович, изобличает большую душу нашего большого времени. Гоголь, Пушкин и Брюллов встают перед глазами. Да, это писала могучая лапа Гоголя, Вашего земляка! И Брюллов как живой стоит перед куполом Исаакиевского собора, полный вдохновения расписать небесный купол!..
А Пушкин? - Это ясность, краткость и выразительность Вашего письма, без лишних слов!.. Благодарю, благодарю. Чувствую, что у меня не хватает силы обеих рук пожать дружески Вашу могучую руку... Еще раз спасибо!!!
Жду с нетерпением фотографий с Ваших гигантских размахов.
Пожалуйста, не забракуйте: вперед знаю, что фотография не может передать, даже приблизительно, декоративных панно; а - о больших, на стенах?.. Ну хоть что-нибудь - намеки на композиции?.. Да ведь это чудо! Вас я знаю только пейзажистом и всегда любовался необычайной красотой серых, отрепанных ветрами, пустых ветвей... И вдруг Вы явились с плафоном оперного театра - 80-ти кв. метров! И это уже мифологические фантазии! Ради бога, присылайте поскорей копии, в каком бы то ни было виде; я пойму суть, и я жду их как христианин чуда.
И шлю дружеское братское
спасибо. Ваш Ил. Репин.
Степан Федорович Колесников (1879-1955) - художник-пейзажист. Учился в Академии художеств в 1903-1909 годах. Звание художника получил за картину «Весна». Участник весенних выставок, выставок Общества имени Л. И. Куинджи и других. С 1920 года жил в Югославии, в Белграде.
КОМИТЕТУ ВЫСТАВКИ ПАРИЖСКИЙ САЛОН
22 марта 1909 г.
Дорогие собратья.
Ваше любезное письмо я считаю самой большой наградой за мою художественную деятельность.
Сокрушаюсь душой, что не имею из моих работ ничего достойного, чтобы оправдать ту честь, которой Вы меня удостоили Вашим приглашением в Салон.
Но я решил послать Вам, что имею сейчас: два портрета своей работы. Если они окажутся не на должной высоте по искусству, то они могут представить Парижу в довольно близких портретах - два наших славных имени, известных всему свету.
1-й - Л. Толстой.
2-й - химик Менделеев (наш Лавуазье).
Прошу Вас сдержать Ваше обещание - поместить их хорошо и, главное, невысоко. Я посылаю портреты без рам, чтобы избежать неразборчиво с таможнями и дабы не обременить Ваши расходы за излишний вес предметов.
Прошу поручить рамовщику сделать на них скромные багеты, не шире двух сантиметров, только не яркого золотого тона.
Посылаю мое обожание французского искусства и его талантливых артистов, которым я всегда приношу свою благодарность в самых благородных чувствах.
И. Р.
P.S. Прочитав сейчас Ваше письмо, вижу, что мои картины уже не поспеют к 15 апреля. А потому откладываю до другого раза, если не в Ваших правилах делать отсрочки. Размер картин приблизительно 1 1/2 метра на 1 метр.
КОРНЕЮ ВАСИЛЬЕВИЧУ
28 октября 1906 г. Куоккала
Милостивый Государь Корней Васильевич.
Всякому овощу свое время. И сейчас я не могу рассуждать теоретически об отношении революции к искусству... Вопрос давно исчерпан всесторонне.
Истинный талант нас может удивить на самых неожиданных местах и осветить самые невероятные положения очарованием искусства.
Революционное движение так опьяняет молодую кровь. И сколько бы ни писали рассудительные доки и об убытках государства, и о понижении души от одичания, и о вырождении искусства от анархии и социализма - ничто не может остановить стихийного урагана. Если при самых адских условиях, еще будучи искрой, не погасла идея освободительного движения, то как остановить теперь разгоревшуюся оргию, охватившую уже весь жизненный строй нашей планеты?!
продолжение ...
|
