Сегодня же я получил письмо от Вашего брата Игоря Владимировича из окрестностей Парижа. Радуюсь, что дела его поправляются. Иначе и быть не может, это такой талант и феномен. Трудоспособен. Жаль, конечно, что житейские дела отдаляют его от творчества в поэзии...
Дружески жму Ваши руки, с искренней благодарностью за Ваши просвещенные заботы о моих устарелых «пробах пера».
Илья Репин
2
28 февраля 1925 г.
Глубокоуважаемый Всеволод Владимирович.
Надеюсь, Вы в переписке с Василием Дмитриевичем Поленовым? (Бехово близ Москвы). Это образцовый систематик. У него вся мастерская и его библиотека, и все, все художественные предметы под номерами и все в строжайшем порядке. Он имел всегда призвание к архитектуре: в Бехове собственный дворец и храм в ближайшей деревне построен им: и все крестьяне там называют его строителем.
Когда мы, будучи пенсионерами Шмператорской Академии художеств, жили в Париже (1873-74-75 и 76 гг.), увлекались офортом и керамикой 9, Поленов, по страсти коллекционера, собирал все наши epreuves, которые мы бросали. Думаю, что у него есть и теперь, если не сгорели для торжества неразборчиво многие из офортов. Некоторые из наших работ и особенно керамических - через А.П.Боголюбова - помещены в Саратове, в Радищевском музее Боголюбова. У меня осталась небольшая фаянсовая тарелочка (изображает «Иванушку-дурачка»). Я бы охотно преподнес ее музею, но она, при переездке из Питера, разбита на множество кусочков. Хотя склеена и держится хорошо уже лет 20. Ее можно бы поместить с акварелями.
Еще у Екатерины Сергеевны Кавос мы, под опекой Матэ, занимались офортом. Не знаю, уцелели ли офорты, собиравшиеся Екатериной Сергеевной? У нее могло быть все и наше.
Сейчас приходит на мысль: не подождать ли с моей тарелочкой открытия границы? Не вечно же будет продолжаться такая примитивность жизни малопросвещенных.
Тогда Вы пожаловали бы ко мне и здесь легко разрешили бы вопрос достоинства предмета для музея.
Искренно преданный Вам и готовый к услугам
Ил. Репин.
3
4 мая 1925 г.
Глубокоуважаемый Всеволод Владимирович.
Благодарю Вас за сообщения из Москвы, от Поленова п. Да, я уже забывать стал 1873-1876 г. в Париже. Все отвечу Вам по порядку.
1) Бриджеман - Bridgman кажется он подписывается под своими картинами, он все писал восточные сцены в Танжере, потом жил близко от нас и его друг Пирс - эти два американца были нашими хорошими друзьями, они учились в студии Бона. Мы ездили вместе в Лондон большой компанией. А Шиндлер (Панталеон Шиндлер), он был товарищем Бастьен ле Пажа по Академии национальной (Бонапарт); (мы ходили на академические экзамены); был поляк, получал русскую стипендию, которую ему устроил Боголюбов, от Александра III, тогда еще бывшего наследником. - Да, он рано умер.
2) Женский портрет, мне кажется, не моей работы, а подписей в Москве таких много найдете. Елизаветы Григорьевны Мамонтовой я писал, но небольшой портрет - голова, в белом платье (чесуча).
О нашей керамике и о Егорове Василий Дмитриевич пишет верно: Иванушка-дурачок (небольшая тарелка) даже сохранилась у меня, хотя разбитая вдребезги, но склеенная. А Егоров предлагал мне все свое состояние за эту тарелку (так он ею восхищался). Правда, состояние это было невелико - (100 франков).
- Да, в Праге мне посчастливилось: главным образом нас выручил президент Масарик: он кое-что приобрел для музея, и тогда чехи повалили на выставку, главным образом - любопытство - посмотреть: что купил президент?
По поводу дамского портрета на красном фоне - разумеется - хоть самую плохонькую, не наклеенную фотографийку, я бы сейчас узнал - мой ли.
Название: «Академия художественных наук» - интересно: кем это названо?
Я необыкновенно тронут Вашим любезным вниманием к моим трудам (скорей - праздной забавой гравюрой - о-форт). Дело солидное - травление.
Увы, память у меня так плоха. А как захотелось все это пересмотреть... Рейтерн всегда был аккуратен, но я не помню. Он собирал все.
Толстого «Краюшка хлеба» у меня есть экземпляр, относительно 1885 года - согласен с Вами; про «Чижика» забыл, но, кажется, что-то было.
Теперь у меня положено начало порядка. Племянник Илья и его жена все привели в порядок, теперь поддерживать можно - это такое счастие. С дружеским приветом к Вам
Илья Репин
Всеволод Владимирович Воинов (1880-1945) - художник-график и искусствовед. Автор многих работ, посвященных русской и советской графике. В течение ряда лет заведовал кабинетом график Государственного Русского музея.
ГУГО ГАНСУ
1905 г.
Милостивый государь
Только теперь мне выпало счастье читать Вашу замечательную книгу о России: Vor der Katastrophe.
Столь прославленному Вами, мне не совсем удобно писать Вам похвалы, но нет возможности удержаться.
Глубоко просвещенный европеец, Вы подняли высоко ярко светящий прожектор и как солнцем осветили наше темное монгольское ханство.
Вы были хорошо подготовлены к предмету Вашего исследования, Вы пользовались интеллигентными руководителями здесь - Ваши Виргилии в нашем аду - это открыло Вам важнейшие материалы. Но Вы распределили Ваши наблюдения с таким интересом, Ваша книга написана с таким дивным талантом, что она читается как поэма.
Да, Вы написали поэму о России. И в этом смысле в книге есть нечто пророческое. Написанная год назад, она, кажется, появилась только вчера, и все малейшие события начинающейся катастрофы предсказаны в ней с поразительной точностью.
Как жаль, что у нас такие горные карантины - свету трудно пробиться в эту тьму административного невежества п тупого давления. Но Вашей книге у нас предстоит большое будущее. Освобожденная Россия будет зачитываться ею, как зачитываюсь я теперь благодаря моему другу, переводящему ее мне с немецкого дословно.
По этой правдивой, списанной с натуры книге будет написана история нашего времени. Тут все документально. Лица, положения, аксессуары - все пластично и освещено высокоталантливым ясным светом (plein-aire) - это не слепая моментальная фотография, это картина истинного художника-реалиста.
продолжение ...
|
