Галина Прибульская. "Репин в Петербурге"
Для образа царевича писались этюды с В.М.Гаршина и художника В.К.Менка. Репин работал над картиной запоем. Увлеченный, он не мог оторваться от холста. При взгляде на картину его самого уже охватывала дрожь, - настолько впечатляюща была вся сцена. Но вот возбуждение сменялось усталостью, и опять брало сомнение. «Я упрятывал картину с болезненным разочарованием в своих силах - слабо, слабо казалось все это...
Разве можно?.. Но наутро испытываю опять трепет - да что-то похожее на то, что могло быть... И нет возможности удержаться - опять в атаку!.. Я работал как завороженный. Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины, прятал ее... Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над ней».
В этом рассказе, с его психологическими нюансами, раскрывается перед нами весь Репин, его страсть к творчеству, темперамент истинного художника. Он не может отделить себя от своего детища. Он весь живет картиной, ее героями. Все им до глубины души пережито, прочувствовано. Наконец картина закончена. На одном из «четвергов» Репин решается показать ее друзьям.
Вот как описывает это событие сам художник: «Лампами картина была освещена хорошо, и воздействие ее на мою публику превзошло все мои ожидания. Гости, ошеломленные, долго молчали, как очарованные в «Руслане» на свадебном пиру. Потом долго спустя шептали как перед покойником...
Я наконец закрыл картину. И тогда даже настроение не рассеивалось и долго... Особенно Крамской только разводил руками и покачивал головой... Я почувствовал себя даже как-то отчужденным от своей картины: меня совсем не замечали или вскользь избегали с жалостью...
«Да, вот...» - произносил как-то про себя Крамской». 10 февраля 1885 года в доме Юсуповых, как бывало и ранее, открылась XIII передвижная выставка. Картины развешаны на стенах, обтянутых черным коленкором. Выставка разнообразна: пейзажи В.Д.Поленова, И.И.Шишкина, А.М.Васнецова, исторические картины Н.В.Неврева, портреты И.Н.Крамского, жанровые картины В.Е.Маковского, И.М.Прянишникова.
Анфилада небольших зал заканчивается комнатой, где находится «Иван Грозный». С каждым днем выставка привлекает все больше и больше народу. Сплошным потоком поднимаются посетители по лестнице, направляются в залы и, конечно, идут туда, где висит картина Репина. Перед ней всегда толпа. Помещение уже не может вместить всех желающих. Толпа теснится на Невском проспекте перед входом... Чтобы установить порядок, пришлось вызвать конный наряд жандармов.
Достаточно сказать, что количество зрителей этой выставки достигло цифры 44600 человек, превысив в два и даже в три раза число посетителей других выставок Товарищества. «Большей сенсации, - вспоминает Нестеров, - на моей памяти не вызывало ни одно художественное создание».
На выставке разгорались страсти. Одни восхищены, другие негодуют. Люди спорят перед самой картиной, на лестнице, на улице... О ней говорят даже в тех кругах, которые ничего общего с искусством не имеют. Спорят о том, должен ли был художник запечатлеть такой момент на холсте, возмущаются обилием крови. Не было печатного органа, который не высказал бы своего мнения о картине.
«Нужен ли в искусстве такой ужасный реализм? - спрашивает автор статьи в газете «Новости». - Не эстетическое чувство испытываете вы перед этой страшной по своему реализму картиной, а ужас и отвращение...» Журналисты не брезговали и фельетонами, в которых красочно описывалось, как зрители падают в обморок перед картиной. Но были и статьи, написанные более серьезно. Авторы их пытались проанализировать произведение, глубже разобраться в его достоинствах.
Репина сравнивали с Достоевским по силе красок и смелости в обрисовке будничных деталей, глубокому психологическому анализу. Писали о высоком художественном наслаждении, которое доставляет картина: «Давно ни один из корифеев нашей живописи не оставлял в нас такого сильного, неотразимого и цельного впечатления...», «Репин превзошел самого себя... Это произведение положительно лучшее, что нам дали русские художники за последние годы...».
«Эта картина не только шедевр нынешней выставки, вообще разнообразной... но один из шедевров вообще русской живописи. Ничего более сильного, страшно реального и смелого не создавал Репин», - читаем мы на страницах петербургских и московских газет.
В одной статье даже делается попытка посмотреть на картину шире, не только как на воспроизведение эпизода непроизвольного убийства отцом своего сына. Автор пишет в «С.-Петербургских ведомостях»: «...картина слишком сильна и талантлива, слишком безыскусственная для того, чтобы быть эффектною... Картина Репина верна натуре: она тоже и кровава и ужасна».
И вот эта «верность натуре», созвучность современности, мимоходом отмеченная в скромной заметке, стала предметом обсуждения в высших кругах.
Выставку посетил обер-прокурор святейшего Синода К.П.Победоносцев, имевший огромное влияние при дворе, вдохновитель политической реакции 80-х годов. Он сразу уловил идею картины. «Удивительное ныне художество, - сообщал он царю после посещения выставки, - без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения. Прежние картины того же художника Репина отличались этой наклонностью и были противны.
Трудно понять, какой мыслью задается художник, рассказывая во всей реальности именно такие моменты. И к чему тут Иван Грозный? Кроме тенденции известного рода, не приберешь другого мотива».
И завертелась цензурная машина: «Господину министру внутренних дел. Его императорское величество высочайше повелеть соизволил, чтобы находящаяся ныне на XIII передвижной выставке картина Репина «Иван Грозный»... по закрытии этой выставки ни в Москве и нигде более и ни под каким предлогом не была выставляема для публики или распространяема в публике какими-либо другими способами...»
В свою очередь Главное управление по делам печати разослало 19 марта 1885 года свой циркуляр всем цензурным комитетам и цензорам, запрещающий воспроизводить картину Репина «Иван Грозный».
продолжение...
|
